Итак, они ушли; а Яннетелла по воле Неба разродилась прекрасной девчушкой. И так она была ошеломлена и рассеянна, что перепутала, что ей наказали сыновья, и выбросила из окна чернильницу и перо. Увидев знак, братья тут же пустились в дальнюю дорогу, шли, шли и наконец на четвертый день пришли в некий лес — где под звук весеннего разлива, исполнявшего контрапункт на каменных глыбах, деревья отплясывали «мпертекату»[504]
, — а в самой гуще леса стоял дом орка. Этому орку однажды, пока он спал, некая женщина выцарапала глаза, и поэтому он столь был враждебен к женскому полу, что, когда ему удавалось захватить какую-нибудь женщину, сразу ее съедал.Изнуренные от дальнего пути и измученные голодом юноши, подойдя к дому орка, дали ему понять, что он оказал бы им большую милость, не пожалев для них нескольких кусков хлеба. Орк на это отвечал, что готов накормить их, если они согласятся пойти к нему в услужение, а служба не трудна: пусть каждый день один из них попеременно водит его, как водят слепцов ученые собаки. Выслушав эти слова, юноши подумали, что смогут жить здесь не хуже, чем у отца с матерью, и, согласившись на условия орка, остались у него в работниках. И он, заучив на память их имена, призывал к себе для какого-либо дела то Джанграцио, то Чеккитьелло, то Паскале, то Нуччо, то Поне, то Пецилло, то Каркавеккью (так звались братья). И, предоставив им комнату, что находилась прямо под его жильем, содержал их так, что они могли пропитаться.
Тем временем подросла сестрица; и, когда она слышала разговоры домашних о том, что из-за рассеянности и ошибки матушки семь ее братьев ушли бродить по белу свету и нет о них ни слуху ни духу, загорелось у нее в сердце великое желание идти искать их. И так она упрашивала матушку, что та, мало не сойдя с ума от дочкиных приставаний, одела ее в одежду паломницы и отпустила.
Девушка шла, шла, расспрашивая повсюду, не видел ли кто семерых братьев, и прошла длинный путь, пока наконец в одной харчевне не получила о них известие. Она разузнала дорогу, что вела в лес, и в одно прекрасное утро — когда Солнце ножиком лучей счищает чернильные кляксы, которыми Ночь замарала бумагу Неба, — достигла того места, где братья узнали ее и приняли с безмерной радостью. И все в один голос проклинали ту чернильницу и перо, ложно подписавшее им приговор на множество злостраданий; оказав ей тысячу ласк, они оставили ее в комнате, наказав никуда не выходить, чтобы орк ее не увидел, а кроме того, велели от всего съестного, что достанется ей в руки, уделять кошке, которая жила в той же комнате, чтобы она не наделала ей какой беды.
Чьянна (так звали сестру) записала эти советы в тетрадке своего сердца и всем, что имела, по-товарищески делилась с кошкой, отрезая половину от всякого куска со словами: «Вот для меня, вот для тебя, а это для дочери короля» и отдавая ей положенную часть до последней крошки.
И в один из дней случилось братьям пойти на охоту для орка, и, уходя, они оставили корзинку бобов, чтобы Чьянна сготовила их на обед. И когда девочка лущила бобы, один из них стал для нее камнем преткновения и соблазна, ибо она, забывшись, сунула его в рот, не поделившись с кошкой, которая, оскорбившись, прыгнула к очагу и напрудила в самую середину столько, что огонь угас. Чьянна, видя такую беду и не зная, что делать, вопреки запрету братьев вышла из комнаты и, войдя в покои орка, попросила у него огня.
Орк, услышав женский голос, сказал сам себе, довольный: «Хорошо води, водящий! Погоди чуток, сейчас найдется то, чего ищешь!»[505]
— и с этими словами достал генуэзский камень[506], плеснул на него пару капель масла и принялся точить клыки. Чьянна, увидев, что дело плохо, мгновенно сбежала по лестнице к себе в комнату, заперла изнутри дверь на щеколду, задвинула засовами, заставила стульями, лавками, сундуками, завалила камнями и чем только ни попало под руку.Орк, наточив клыки, поспешил в нижнюю комнату и, обнаружив, что она накрепко заперта изнутри, начал ломиться в нее кулаками и пинками, норовя выломать ее напрочь. Прибежавшие на этот страшный шум семь братьев услышали от орка: «Предатели! Да как вы посмели устроить у меня в доме логово моих врагинь!» Видя грозящую беду, Джанграцио, который был старше и рассудительнее других, сказал на это: «Да мы ничего и знать не знаем! Наверное, эта несчастная женщина вошла сюда случайно, пока мы были на охоте. Но раз она загородила дверь, пойдем, проведу тебя с заднего хода, и схватим ее за шиворот; никуда она от нас не вырвется».