Сказка странствий (СИ)

— Так давай, я ещё добавлю! — продолжала издеваться хоббитка. — Для таких грязных тварей, как ты, у меня всегда найдется бочка воды!

Рабыня снова подняла руку, чтобы зачерпнуть очередной ковш, как в этот момент её прервал чей-то полный ярости крик.

— Не смей её трогать, Хильди! — та, замерев на полпути, медленно обернулась, и её взгляд встретился с гневно смотревшими на неё глазами феи. — Не смей её больше трогать! — тяжело дыша, вновь проговорила Тинкербелл. — Оставь девчонку в покое!

— А то что? — недобро прищурившись, спросила хоббитка. — Что ты сделаешь, фея? Убьешь меня, да?

— Если ты хоть ещё раз тронешь её, я…

— Тинкербелл, прошу тебя, не надо… — негромко проговорила Звуки. Все разом потрясенно замолчали, и в бараке сразу воцарилась полная тишина. Подняв мокрое от воды лицо, бывший ди-джей спокойно посмотрела на удивленную задиру и, подойдя к ней, тихо продолжила. — Не нужно меня больше защищать. Она права. Да, я хозяйская подстилка! Да, я грязная тварь! А ещё, я подлая мразь и предательница, и я сполна заслужила всё то, что мне уготовано! Я же вижу, как тебе не терпится меня ударить, Хильди, так давай же, не сдерживайся! — Звуки опустилась перед ошарашенной хоббиткой на колени, и, взяв её руку, положила её себе на голову. — Давай! Ударь меня! Бей со всей силы сколько хочешь, я не буду сопротивляться! Ну же! Чего ты ждешь! Давай, бей! — девушка неподвижно замерла, покорно подставив лицо.

Все, включая Тинкербелл, потрясенно стояли, молча смотря на Хильди и ожидая от неё ответных действий. Та, потрясенная не меньше остальных, тоже потерянно молчала, не зная, что ей делать дальше, пока, наконец, словно опомнившись, не отдернула свою руку с головы этой странной девчонки. Отступив на несколько шагов, она с деланной брезгливостью обтерла руку об потертую юбку и, повернувшись, неспешна направилась прочь, по пути презрительно процедив:

— Да больно ты нужна кому-то! Руки просто об тебя марать не охота, шлюха рыжая! Ладно, так уж и быть, живи сегодня! Пошлите, девочки, скоро завтрак, не будем на него опаздывать!

Когда все, шумно гомоня и обсуждая сегодняшнее происшествие ушли, Тинкербелл сразу подбежала к стоящей на коленях Звуки и с чувством её обняла.

— А ты молодец! — улыбаясь, похвалила её девушка. — Умеешь произвести впечатление, не ожидала такого от тебя, даже я удивилась! Вижу, моё «волшебство» всё же на тебя подействовало, не зря я старалась! Ладно, давай, поднимайся уже, быстро умывайся, и идем на выход! Скоро утреннее построение, а затем завтрак, если опоздаем, останемся голодными да ещё и плетей получим! Так что руки в ноги, делай всё, и бегом из барака! Я буду ждать тебя снаружи!

Когда фея ушла, Звуки вновь подняла лицо к ветхой крыше, откуда на неё сквозь дыры продолжала светить яркая звездочка. Ей даже на миг вдруг показалось, будто её бледные лучи ласково коснулись её кожи, подарив ей маленькую частичку своего тепла, и почувствовав это, девушка впервые улыбнулась. И пускай это была всего лишь только иллюзия, она твердо знала — для неё этот свет был началом новой жизни.

В тусклом, жарком мареве подземного рудника было невыносимо душно, но сидящий на горячем каменном полу тролль казалось, даже этого не замечал. Худой, блеклый, с осунувшимся изможденным лицом, с грязными спутанными волосами, глядя сейчас на него, трудно было узнать в нем некогда блестящего красавца по имени Алмаз. От невыносимых условий и каждодневного тяжелого труда его знаменитая алмазная кожа полностью выцвела, и теперь осыпалась с тела горстями, обнажая то тут, то там кожу обычного серого цвета. Сидя на коленях посредине пустынного забоя, он бережно держал руками голову лежащего рядом маленького хоббита, лаская и баюкая её, словно пытаясь этим хоть как-то облегчить его страдания.

— Всё будет хорошо, Лэмм, вот увидишь! — Алмаз, словно заведенный, повторял эту фразу снова и снова. — Ты поправишься! Обязательно поправишься! Надо только немного отдохнуть…

— Нет, Алмаз… Не поправлюсь… — тяжело дыша, тихо проговорил маленький хоббит. — Мне конец, и ты это прекрасно знаешь. Но, все равно, спасибо тебе за теплые слова! В мои последние минуты, они, как волшебство, греют мне душу!

— Нет, нет, что такое ты говоришь! — с отчаяньем в голосе простонал тот. — Всё будет хорошо, ты выздоровеешь, ты обязательно встанешь на ноги, и мы с тобою вместе убежим из этой проклятой шахты, вот увидишь!

— Лжец! — с нежностью глядя в полные слез глаза Алмаза, прошептал Лэмм, и его рука на мгновение ласково сжала ладонь парня, прежде чем он испустил последний вздох. Он так и умер с улыбкой на губах.

— Нет, нет, Лэмм, прошу тебя, не умирай! — Алмаз, не сдерживая себя, зарыдал. — Не умирай! Не оставляй меня здесь одного! Прошу тебя! Лэмм… — но маленький хоббит его уже не слышал. Где-то там, высоко в небе, сияла одинокая яркая звезда, равнодушно проглядывая через узкую расщелину в скалах на двух смертных существ. И Алмаз, подняв к потолку голову, страшно завыл, потрясая кулаками холодному светилу, такому же одинокому, как и он сам…