Сказка Востока

о простых людях, что держат в руках Перо, ведь и они подвержены порокам? И недаром одно и то же Перо в разных руках оставляет совсем разную каллиграфию на листе, и это — память. И как тут не вспомнить древнею мудрость: «Перо — начало, а письмо — ремесло». А ремесло должно прокормить и даже принести доход, чем больше, тем лучше. Впрочем, а к чему бы это? Вернемся лучше к нашему повествованию. И раз Властелин мира — Тимур — тяжко болен, наше Перо благосклонно даст ему покой, но не вечный, а мы, как принято на Востоке, уделим больше внимания старцам, а то все молодым, да их вражде или любви. Но есть ведь и другие стороны жизни. Вот наш Молла Несарт, находясь во временном стане великой ханши Сарай-Ханум, встретившись с Шадомой, точнее Шадь-Мульк, позабыл обо всем. Он не понимал, зачем Малцаг, жертвуя своей репутацией, «проиграл» мальчишке Халилю? Если бы эту операцию или игру вел бы Тамерлан, то Молла понял бы — готовится очередная провокация, то есть коварство, вслед за которым произойдет захват власти со всеми вытекающими последствиями. А что могут задумать и воплотить в жизнь такие люди, как Шад-Мульк и Малцаг? Жаль, погубят они себя. Разве возможно с такой сверхсилой, как Тамерлан, даже старый Тамерлан, бороться?

Призыв к сумеречной молитве привел Моллу Несарта в чувство реальности. А когда он увидел, что муэдзин ^[247]не кто иной, как Саид Бараки — духовный наставник Тимура, теперь главный богослов Востока, Молла быстро совершил омовение, стараясь избавиться от земной суеты и грехов, и, как уважаемый всеми старец, стал первым, чуть позади от Бараки, во время молитвы.

— Достопочтеннейший Саид, искренне рад видеть вас в здравии! Позвольте свершить Хадж, обняв вас! — даже будучи столько при дворе Тимура, Молла Несарт лишь на расстоянии несколько раз видел Саида Бараки, и то во время очень важных мероприятий, этот старец очень авторитетен и популярен.

— О Молла! — на низкий поклон Несарта Саид, как подобает его сану и положению при дворе, лишь слегка наклонил голову. — Слышал, слышал о твоих трудах, об обсерватории, как учишь великого внука Улугбека. Похвально. Вот только ересь свою ты, наверно, забыл?.. А то, как это — Земля движется вокруг Солнца? Бред какой-то!

— Заблуждался, глуп был, — склонил голову Молла.

— Ну ничего, ничего, чего по молодости не бывает. Ты покайся.

— Каюсь, каюсь, ваша светлость.

— Во! Покаяние никогда не поздно. Всевышний милостив, и мы будем за тебя молиться, Он спишет твои грехи.

— Благодарю, ваша светлость, ваше высочество.

— Ну как там Властелин? Столько благих дел свершил Великий Тимур для мира и веры. Столько добра, а милости сколько?! И надо же такому случиться, такое горе — Мухаммед-Султан! Ах, эти безбожники, еретики… И знаешь, даже на нас позарились, напали. Какая неблагодарность раба! Вот невежество варвара! Ведь этого Красного Малцага лет десять назад Великий Тимур пощадил, живым оставил. А он, одно слово — дикарь! Да час его пробил, славный принц Халиль отомстил, показал, какого он рода, чей сын, и где его место.

— А что Малцаг, убит?

— Конечно, принц Халиль сказал, и я уже отправил послание с гонцом. Безмерно будет рад мой сын Тимур, услышав эту новость. Она придаст ему сил. О, зовут на ужин. Прикоснись вместе с нами к благам Властелина, и ему это будет закат. ^[248]

Тюрко-монгольские женщины всегда были свободолюбивы и даже трапезничают вместе с родственниками. Несмотря на походные условия, ужин царский, роскошный, он проходит в шатре Сарай-Ханум. При входе Молла Несарт замешкался, не зная куда сесть. Великая ханша помогла, усадила возле Шад-Мульк, и тут Несарт не сдержался, по-нахски, шепотом спросил:

— Что с Малцагом?

— Все хорошо, — и больше они не проронили и слова. Долгий ужин закончился молитвой Саида Бараки, и он же предложил:

— Молла, переночуй в моем шатре. Опять же, и мне будет нескучно, поговорим.

Сам духовный наставник проводил ученого в отдельно стоящий огромный шатер, который охраняют поболее, чем покои

Сарай-Ханум, и это немудрено: Саид Бараки — почти второй человек в империи Тимура.

Даже в походных условиях — неописуемая роскошь, и Молла не без зависти посмотрел на расписной массивный стол. Над ним висит изумительный шелковый ковер, на котором якобы слова Пророка: «Больше всего я люблю три вещи: своевременную молитву, хороший запах и женщин».

— Только за ним могу работать, — перехватил взгляд Бараки, — вот пришлось взять с собой, во время привалов и по ночам я постоянно в трудах, для потомства и истории достоверно описываю славную жизнь Властелина мира. Э-э, ты располагайся, а мне еще надо переговорить с Сарай-Ханум, скоро вернусь.