Сказка Востока

А предводителя Грузии, как царя, приветствуют, лично Тимур их встречает. И как сошли они со своих бравых коней, затрубили в фанфары венецианские артисты, забили в литавры искусные персы, тут же китайские умельцы устроили невиданный доселе кавказцами сказочный фейерверк.

В честь торжества на высоком холме спешно сооружен шатер в сто метров длиною и в три десятка метров шириною, покрытый бархатом и шелками и поддерживаемый тридцатишестиметровыми столбами, расписанными белой краской и золотом. Здесь П-образно установлены столы, вдоль них добротные скамьи, а для Тимура — царственное кресло. Слева от себя он с почестями усадил сына мамлюкского султана — Фараджа, потом принца Византии Иоанна, далее послы и почетные люди из разных стран. Тамарзо и Малцаг оказались в самом конце. Справа от Тимура его сыновья — Омар-Шейх и Мираншах, внуки, визири, военачальники, старцы-мудрецы, средь которых и Молла Несарт. Лишь Едигея здесь нет, пока нельзя его представлять.

Великий эмир — ярый поборник ислама, однако сам любил выпить, пил много и подчиненных заставлял. Он первым поднял тост:

— За моего внука Улугбека! Дай Всевышний ему долгих лет жизни, во славу моего великого рода!

Потом начались хвалебные тосты за самого Повелителя, и слово дается по порядку, вначале тем, кто сидит рядом с троном. Вокруг стола распоряжается главный виночерпий, и он указывает многочисленным стольникам, какие блюда нести, какие унести, кому и сколько чего налить.

— Айт! — вдруг громогласно произнес Тимур. Все разом умолкли, не смеют шелохнуться. — Что это мой друг Тамарзо и его юный побратим совсем мало пьют, едят? А ведь это лучшее в мире грузинское вино!

— Благодарствую, Великий эмир, — согласно порядку встал азнаур. — Просто мы сидим в конце, но пьем и едим так же.

— У-у-у! — раздался недовольный гул в зале. Жестом Тимур его прекратил:

— Может, ты недоволен, что посадили тебя слишком далеко? — хочет Тимур слащаво говорить, да не выходит. — Но вы ведь так молоды.

— Великий эмир, — твердо отвечает Тамарзо, — ты как всегда прав. Мой друг Малцаг и вправду юн. Однако многие здесь, кто моложе меня, в почете сидят.

— У-у-у! — Вновь Тимур их всех угомонил, а Тамарзо, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Но, Эмир эмиров, я не в обиде, ибо на Кавказе так и заведено — гости на лучших местах, а хозяин земли у дверей. Как видно, Великий Тимур, ты наш обычай перед уходом усвоил.

— У-у-у! — еще громче загудел зал.

— Тихо! — стукнул кулаком Повелитель и, пытаясь изобразить улыбку: — Мой грузинский друг, конечно, прав. Выпьем за него! — он залпом осушил свой бокал, посмотрел, сделал ли то же самое Тамарзо и его напарник, и, ликуя, закричал: — Ура-а-а!.. Пейте, пейте! Если это сегодня грех, то я эту ответственность беру на себя!

— Пейте, пейте во имя Всевышнего. Пейте из любви к государю — Великому Эмиру. Пейте, дабы воздать ему честь!

— За Властелина мира! — вскочив, сказал тост визирь воды.

Все встали, запрокинули головы.

— Сесть! — гневно приказал Тимур. — Что-то, я смотрю, за себя Тамарзо и его юный друг выпили до дна, а за меня лишь пригубили. Хе-хе, а по местному обычаю я тамада. ^[62]Исправьтесь.

Словно этого ждали, около Тамарзо и Малцага появились стольники с большими турьими рогами, до краев наполненными вином.

— До дна, если чтите тамаду и свои традиции, — постановил Тимур.

Только кавказцы хотели поднести вино ко рту, как сидящий напротив Молла Несарт что-то произнес на непонятном языке.

— Что ты сказал? — возмутился Тимур.

— О Повелитель, — Молла перешел на тюркский, — из таких турьих рогов, да за тебя — по-кавказски, негоже так пить, надо пустить кубки по кругу.

— А на каком языке ты говорил? — беспощаден тон Тимура.

— На нахском ^[63]— языке матери, из Тушетии.

— Так у нас есть владеющие этим языком, — он глянул в ряд почетных гостей: — Мухаммед, что Молла сказал?

Вскочил крепкий, смуглый моложавый мужчина:

— Он сказал — может, в рогах отрава.

— Ха-ха-ха! — злобно рассмеялся Тимур. — Шелудивый пес, за кого ты меня принимаешь? Пригрел змею. Ладно, — небрежно махнул он своей правой, едва сгибавшейся рукой в сторону Моллы, — в честь праздника — прощаю.

С этими словами он встал, хромая, подошел к кавказцам, молча из обоих рогов отпил по несколько глотков:

— Теперь вы, — не отрываясь, он зорко следил, как они, тяжело глотая, с трудом опустошили роги. — Вот так, — обнял он их, — вот теперь я верю, что мы друзья.

Уже явно захмелев, или делая вид, Тимур неровно вернулся на свое место и, не садясь:

— Теперь я хочу поднять тост за моего друга Мухаммеда, сына царя страны Сим-Сим — Гайраха.

В это время Малцаг что-то выкрикнул.

— Ты, юнец, смеешь перебивать меня? — разгневался Тимур. — А ну, переведи, — обратился он к Молле Несарту.

— О Великий Тимур, извини мою оплошность, — коверкая тюркско-монгольский, заговорил Малцаг. — Я хотел лишь пояснить, — его речь уже слегка заплеталась. — Если «Тимур» по-тюркски — «железо», то «Гайрах» по-нахски — «кремень», а этот, Тума, что значит: рожден от связи свободного человека и рабыни.

— Так у нас почти все так рождены, — засмеялся Повелитель.