Сказка Востока

— Вы очень музыкальны, что редкость. А брови изящны, как линии арфы, в них гордость орла!

Это все ночью, а до зари она все в трудах, искренне радеет за дело, с нее ответственности никто не снимал. Она так четко наладила производство, что все довольны, а кухарки, что дрались с ней, просто благоволят. И лишь она знает, что это действие эликсира-снадобья. И оно так сильно, что через некоторое время случилось неожиданное: управляющий предложил ей стать первой женой. Вновь гарем? Она деликатно отказалась, объяснив, что он нуждается не в очередной жене, а в верной помощнице. Тогда ей выделили апартаменты и предложили днем предаться кайфу ничегонеделания, от чего тоже отказалась. И лишь в конец, не выдержав, она обратилась с единственной просьбой:

— Мне самой хоть раз надо сделать закупки продуктов на базаре, а то блюда страдают.

Старичок теперь к ней проникнуть не может, вовсе пропал. А Шадома истосковалась по нему, сама двинулась на поиски. Попрошайки у мечети за умеренную мзду сразу старика признали, сказали, что и раньше был дурачком, а теперь и вовсе испортился — к труду приобщился: водовозом стал. А вот где искать — по всему городу.

Время у Шадомы ограничено. Все базары объездила, все обыскала. Полдень, жара. Она опаздывала и подгоняла извозчика, когда услышала родной старческо-писклявый голос.

— Вода, свежая, холодная, — ее старичок скрючился, совсем иссох, почернел. Одиноко стоял под сенью такого же старого дерева — в такой зной покупателей нет.

Она была скрыта под чадрой, только сошла с брички и сделала пару шагов, как старик бросился навстречу:

— Шадома! Дочь моя! Я тебя узнал, узнал! Никакая мешковина не скроет твою грацию, твою царственную стать, — он плакал, уткнувшись лицом в ее грудь. — Я знал, я верил в тебя. Молодец!

Они отошли в тень дерева. Она раскрыла лицо, тоже плакала.

— Не плачь. Как ты похорошела! А глаза!

— Бедный, — сжимает его руки Шадома, — ты ведь всю жизнь налегке шел, а не с тяжелой ношей. К этому ли ты стремился, туда ли ты себя поставил?

— Да-да, к этому шел, к этому стремился. Наконец-то нашел свое место, нашел тебя! Теперь я счастлив!

— Возьми, — смущаясь, она кладет ему в руки увесистый мешочек.

— Да ты что! — смеется он. — Это я для тебя денег накопил. Ведь я должен тебе что-нибудь дать.

— Ты мне жизнь дал.

Они бы вечность говорили и никогда бы не расстались, но он торопит ее:

— Будь осторожнее, не выдай себя, никогда не расслабляйся. Больше не ищи. Я знаю, будешь помнить, а большего счастья не надо.

Она уже схватилась за поручни, но не поднималась, сквозь слезы вглядывалась в него. Он подошел, хотел было подтолкнуть, а сам обнял, как бы навсегда прощаясь, и вдруг сказал:

— Шадома, дочь моя, хочу признаться: это снадобье-эликсир — моя выдумка, ложь.

— Что? — изумилась Шадома, сразу посуровело ее лицо. — Зачем ты это сделал?

— Старый трюк, — развел старичок виновато руками. — Надо было вселить в тебя уверенность, внушить силу магии.

Она уже села в бричку, ткнула извозчика.

— Постой, — закричал старичок. — Что-то такое я где-то слышал. Может, доля правды в этом и есть, во всяком случае, моя трава чудодейственна.

Его откровение Шадому расстроило. Она почувствовала себя обезоруженной, слабой, беззащитной. Сознавая это, подвергая ее риску, старичок как-то умудрился извне прислать ей записку на староперсидском: «Дочь моя! Всевышний, хвала Ему, сказал: «Тот, кто просыпается со спокойным сердцем, здоровый телом и у кого есть еда на предстоящий день, — тот имеет все в земной жизни». Так что не торопись, не расслабляйся, терпи. Ты достигнешь своего».

Она терпела. У нее была мечта выкупить себя из этого рабства. Перспектива была далекая: когда она утратит «товарный» вид или только за выслугу лет — по возрасту. Правда, был у нее еще один расчет, он тесно связан с мужланом-управляющим, и, как советовал старичок, она не просит ничего. Ее цель — в один миг куш снять, объегорить его еще больше, вскружив голову. Она была почти у цели, но управляющий неожиданно исчез. Ходил слух, что он проворовался, а более то, что в «Сказке Востока» останавливались люди, засланные Тамерланом, заклятые враги турок-османов. Последнее обвинение больше касалось купца Бочека, как хозяина «Сказки Востока». Однако, как обычно, нашли крайнего — управляющего.

Шадоме не до политики — свою шкуру спасать надо. Но как? Ее выкидывают из столовой и апартаментов, она вновь в узкой келье, вновь выставлена для клиентов и ее старичок — первый.

— Дочь моя, все знаю. Тебя оценили в золотой, — жалостливо говорит он, — я столько в месяц не наскребу. Что мне делать?

— Ничего, успокойся, — хочет выглядеть хладнокровной Шадома. — Это даже к лучшему. То я, как местная королева-рабыня, хоть сутки горбатила, а теперь — в той же роли. Зато время поспать и подумать есть.

— Это правильно — думать надо, думать и. э-э, эликсир приготовь.

— Что-о? Ты ведь сам сказал, что это ложь!

— Ну, раз сработало, почему бы не повторить.

— Бесполезно, этот только мальчишками увлекается, да постоянно жрет, в эту дверь не пролезет.