Всему этому пришел конец, и начался подлинный расцвет Самарканда в июле 1396 года, когда Тамерлан, разгромив Золотую Орду, с несметными богатствами вернулся домой. Он провел в Самарканде безвыездно более двух лет, и именно в это время шло самое широкомасштабное строительство.
Тимур ненавидел нищих, попрошаек, боролся с этим злом, но избавиться не смог, ибо сама мусульманская религия предполагает давать милостыню, значит должны быть и те, кто ее берет. А вот воровство он искоренил как никто иной. И рук не отрезал, а сделал это очень искусно. Каждый факт воровства по закону Тимура должен был докладываться местному судье-кадию. Последний, по указу того же Тимура, безапелляционно возлагал всю ответственность на местного правителя, который обязан был восстановить ущерб из личных средств. Воров практически не стало.
В природе пустот не бывает. Тамерлан, разрушив многие города, стал возводить свои, и это не только Самарканд, но и Хива, Бухара, Карши, Шахрисабз и другие. Что касается столицы, то Самарканд, как город-град, он воздвиг за очень короткое время. Как и в ратных делах, и здесь гораздо преуспел, лично сам весь процесс строительства контролировал. И есть сведения, что, будучи недовольным, он приказал разобрать до основания два уже построенных дворца и начать строить заново.
Самарканд, как мыслил Повелитель, раем на земле не стал, но город-сад, оазис в степи, он сумел в кратчайшие сроки соорудить. Так, на севере города находился Баг-и Шамаль (Северный сад), где в 1397 году по приказу Тамерлана построили павильон, облицованный фаянсовой плиткой. По свидетельству летописцев, это сооружение по своему великолепию равных не имело. В том же году Тимур приказал разбить сад в степи Кани Гуль. Тот сад был назван открывающим сердце (Баг-и Дилафша), подарен очередной жене. А еще был Новый сад сплошь из длинных тутовых и фруктовых аллей, которые сходились в центре, где стоял белокаменный дворец с золоченой крышей, под которой Повелитель обычно принимал послов. Чуть позже были заложены платановый и райский сады, посредине которых красовались прохладные водоемы.
Однако главная достопримечательность Тимуровского Самарканда — это существующая и поныне центральная площадь Регистан, от которой подобно лучам расходятся проспекты. И существует поверье, что, стоя именно на этой площади, Повелитель с надменной гордостью спросил у Моллы Несарта:
— Ну, как тебе мой город? Потрясен?
На что Молла, дабы хоть как-то досадить, не без ревности заметил:
— Город ты возвел чудесный. Но вот эта улица вроде и центральная, да очень узкая, не твоего размаха.
Это был бульвар, который проходил от Регистана до реки. Щуря на солнце глаза, как на поле боя внимательно осмотрел Повелитель эту многолюдную улицу и сказал:
— Действительно узка, — он усмехнулся, — как ты думаешь, шелудивый пес, за какой срок я ее сумею преобразить?
— Ну, — призадумался Несарт, — зная твой нрав, месяца за два-три.
— Ха-ха-ха, — властный смех. — Командиры, ко мне. — Два высших военачальника из свиты Тамерлана спешно приблизились, склонились в почтении. — Приказ! Вот эту улицу вы должны расширить в два… нет, в три раза. Все перестроить, чтобы был блеск, простор и величие. Срок — месяц… нет, двадцать дней. Не уложитесь вовремя — казню.
Естественно, оба военачальника взялись за дело с максимальным рвением. На эту улицу были вызваны две тысячи воинов, как надсмотрщиков, и около трех десятков тысяч ремесленников, мастеровых, рабочих и рабов. Все дома вдоль респектабельной улицы были за сутки снесены. Протестовать бесполезно: все владельцы домов бежали с пожитками, которые удалось унести, пока рушились стены их жилищ. Работы велись круглые сутки, ночью — при свете факелов. И как сообщает летопись, они были похожи на бесов, работающих у адского пламени.
Тамерлан лично почти каждый день приезжал и каждый раз все усложнял и усложнял задание, за невыполнение которого проводилась казнь, и не одного-двух, а целой группы людей, якобы замешанных в казнокрадстве, предательстве, неверности вере и Повелителю. Обычно апогеем этого действа или зрелища было то, что кое-кого Повелитель в самый последний момент щадил. Спасенный, обезумев от счастья, бросался в ноги Великому эмиру, сапоги целовал, обливал их слезами. А завороженная представлением толпа в удовлетворении гудела: «Справедливый суд, справедливый Государь!» и как доказательство — щедрый бесплатный пир, значительный капитал в воздух.
— Тимур велик! Да здравствует наш Повелитель, единственный Государь! — неистовствовала в реве толпа.
А что касается строящегося проспекта, то он был закончен даже раньше двадцати дней. Тимур со свитой проехал по нему. Под ноги его коня сыпалось золото и драгоценные камни. Он выразил свое удовлетворение и, искоса, свысока глянув на Моллу Несарта:
— Ну что, старик, каков я?
— Бог за шесть дней сотворил мир, а ты за двадцать — рай на земле.
— То-то, — удовлетворен Тамерлан, — молодец!
— Спасибо, Повелитель, — в почтении застыл Молла.
— Да я о сыне, Мираншахе. Сумел он тебя к разуму привести.