Сказка Востока

— Принимаю, — нет выбора у Малцага, склонил он голову.

— Тогда служи, — уже приказной тон.

Малцаг, а тем более доктор Сакрел не могли знать стоимость драгоценностей. Уединившись на безлюдном носу корабля, они, как дети с игрушками, возились с каждым украшением.

— Я говорил, я говорил, что как только ты решишь жениться, Бог тебе сразу же воздаст, — радостно шептал доктор, а чуть погодя, совсем озабоченно: — Неспроста, нет, неспроста, наемник — это не воин, это убийца. И тебя, не дай бог, убьют. Ой, что нам делать? Верни, верни эти безделушки. Без них до сих пор жили и, слава богу, еще проживем.

Это Малцаг уже не слушал: другого, кроме как воевать, он не умеет, по правде, и не признает. И это в прежние времена он не представлял, презирал и не верил в воинов-наемников. Но тогда он защищал свою землю, свой народ, и была у него святая идея, он турпалхо — герой. А здесь, в этих знойных песках, какая может быть идея, если не заработать на жизнь, на семью? А Шадома? Он должен ее найти. А Тамерлан? Он должен ему отомстить. А пока наемник-мамлюк — это лучше, чем пленник-раб. И главное, он в своей стихии, он привык лишь к ратным делам.

В порт Бейрута прибыли на рассвете. Эмир Хаджиб предупредил, чтобы на берег никто не сходил. Сам в сопровождении нескольких мамлюков покинул корабль. Вернулся довольно быстро, вызвал к себе Малцага:

— Информация противоречивая, ждем два-три дня. За это время решай свои дела.

Оставив женщин и детей на корабле, Сакрел и Малцаг пошли в город. Оказывается, в молодости Сакрел учился медицине в этом городе. После очередного нападения крестоносцев он попал в плен. Как врача его вели в Константинополь, но он угодил в Измир и там провел более тридцати лет в неволе. За это время Бейрут сильно изменился. Город не раз переходил из рук крестоносцев в руки мамлюков. Теперь Сакрел и город не узнает, и никого из родных и знакомых найти не может: кого уже нет, кто, как он, в рабстве сгинул, кто переехал в другие края. В самом городе вроде спокойно, да все боятся смуты. Кругом слух: султана мамлюков убили, в Каире дворцовый переворот. Что будет дальше — никто не знает. Словом, в городе чувствуется волнение и напряженность.

Сошедшим на берег не до политики, их цель — оценить драгоценности. С этой целью они шли на главный пункт любого города Востока — базар, как Сакрел, кого-то узнав, остановился.

— Боже мой! — произнес он. — Все изменилось, даже город, но только не он, — с этими словами доктор бросился навстречу одному старику.

Малцаг не понимал их языка, лишь увидел, как старик пустил слезу, обнял нежно Сакрела и поцеловал в лоб.

Дальше все было как во сне. Старик их привел в свой дом — мрачное, старое каменное здание, во дворе которого чернокожие охранники.

— Пока мы остановимся здесь, — сообщил Сакрел кавказцу. — Пойдем, приведем детей. — Они уже были на улице, и доктор осматривался, запоминая местность: — Это местный богатей, ювелир. Ты смотри, даже не изменился.

— Так что ты ему наши вещи не показал? — возмутился Малцаг.

— О! — очнулся доктор, пропал за калиткой, очень долго отсутствовал, а вышел бледный, аж вспотел.

— Ну что? Неужто подделки? — озабочен Малцаг.

— Нет, — вдаль устремлен взгляд доктора. — Говорит, за одну только брошь мы можем полквартала здесь купить.

Свадьбы и никаких торжеств не было. По протекции ювелира, рядом с ним, скорее всего, это был его участок, приобрели небольшой надел с тенистым двориком, напоминающим Измир, и два отдельных домика — для семьи Сакрела и молодоженов.

Как наемник, Малцаг каждый вечер обязан отмечаться на корабле. Простояли в Бейруте не два-три дня, а уже две недели, свыклись с миром, уютом, семьей и, все печальней думая о расставании, Сакрел как-то предложил:

— Давай выкупим тебя, я у ювелира одолжу.

На что Малцаг ничего не ответил, а в душе противоречивая страсть: Седа — почти подросток, и только с ней он может на родном поговорить, и как ее одну, пусть даже под присмотром Сакрела, оставить? Вместе с тем он дал слово служить, за счет этого вольготно живет и потому исправно каждый вечер на корабль ходит. А тут на рассвете за ним мамлюки пришли, зовут, значит следили.

У эмира Хаджиба от беспробудной пьянки мешки под глазами, лицом опух, совсем почернел, угрюм.

— Малцаг, — прохрипел эмир, — случилось самое ужасное, — он отпил из кувшина кумыс. — Для равенства сил у мамлюков традиция — если султан бурджит, то есть кавказец, то его первый визирь бахрит, то есть азиат, тюрок Катмос. Оказывается, к Катмосу подлый Тамерлан подослал людей.

— У-у, — простонал Малцаг, услышав и здесь ненавистное имя.

— Что с тобой? — бессочувственно спросил эмир и, видя, что Малцаг молчит, продолжил: — Так вот, Катмос во время охоты убил султана и занял трон. Фарадж из Каира бежал, вокруг него собрались люди, верные его отцу.

— Это только кавказцы? — уже оценивает ситуацию Малцаг.