Вскоре распространилась по Шварцвальду молва, что угольщик Мунк Петер, или Петер-Игрок, вернулся и стал еще богаче. И теперь случилось то, что всегда бывает: когда он стал нищим, его из «Солнца» вытолкали за дверь, когда же теперь как-то в воскресенье после обеда он в первый раз прикатил туда, все спешили пожать ему руку, хвалили его лошадь, расспрашивали про путешествие; и когда он снова засел за игру с толстым Эзехиэлем на звонкую монету, уважения ему оказывали больше, чем когда-либо. Но теперь он не занимался больше стекольным ремеслом, а вел торговлю лесом, да и то только для вида. Главным его занятием были перепродажа хлеба и ростовщичество. Понемногу пол-Шварцвальда очутилось у него в долгу; он ссужал только из десяти процентов или же продавал зерно бедным, которые не могли заплатить сразу, за тройную цену. С начальником округа он состоял теперь в тесной дружбе, и если никто не мог заплатить в срок, начальник со своим служителем тотчас скакал на место, оценивал дом и двор, живо все продавал, а отцов и матерей с детьми выгонял в лес. Вначале это доставляло богатому Петеру некоторую неприятность, потому что пострадавшие толпою осаждали его двери, мужчины молили о снисхождении, женщины пытались разжалобить каменное сердце, а дети пищали и просили хлеба; но когда он обзавелся парой свирепых овчарок, то «кошачья музыка», как он это называл, прекратилась; он свистел и натравливал собак, и нищие с криком разбегались. Особенно тяготился он «старой бабой», то есть не кем иным, как госпожой Мунк, своей матерью. Когда продали ее дом и двор, она очутилась в большой нужде и бедности, а сын ее, вернувшись богатым, даже и не спросил о ней; вот она и приходила иногда — старая, слабая и немощная, опираясь на палку, к нему под окна; войти она не смела, так как один раз он ее выгнал; но ей было тяжело жить подаяниями чужих людей, когда ее родной сын мог бы уготовить ей спокойную старость. Но вид знакомых бледных черт, умоляющие взоры, увядшая протянутая рука беспомощной старушки не трогали холодного сердца; когда она в субботу вечером стучалась к нему в дверь, он с ворчанием доставал-монету в шесть батценов, заворачивал ее в клочок бумаги и приказывал слуге подать ее нищей. Он слышал ее дрожащий голос, которым она благодарила его и желала ему всякого благополучия в земной жизни, он слышал, как она, покашливая, пробиралась мимо его дверей, но он думал при этом только о том, что вот он опять понапрасну истратил шесть батценов.
И вот Петеру пришло в голову жениться. Он знал, что во всем Шварцвальде каждый охотно отдаст за него свою дочь; но он был разборчив: он хотел, чтобы и в этом деле хвалили бы его рассудительность, и завидовали бы его счастью; поэтому он, разъезжая по всему лесу, заглядывал туда и сюда, но ни одна из прекрасных шварцвальдских девушек не была для него достаточно хороша. Наконец после тщетных поисков на всех вечеринках, услыхал он однажды, что самая красивая и добродетельная девушка — дочь бедного дровосека. Она жила тихо и уединенно, прилежно и умело хозяйничала в доме отца, но никогда не появлялась там, где танцуют, даже в Троицын день или в храмовой праздник. Услыхав об этом чуде Шварцвальда, Петер решил посвататься к девушке и отправился к хижине которую ему указали. Отец прекрасной Лизбет был очень изумлен посещением важного господина, и еще больше изумился, когда услыхал, что этот богатый господин Петер хочет стать его зятем. И он не стал долго размышлять, так как думал, что все его заботы и бедность разом окончатся, и дал свое согласие, не спросив, что думает об этом красотка Лизбет; а доброе дитя было так послушно, что беспрекословно сделалось госпожой Мунк.