Сказки

— И все-таки оно из воска, — отвечал Петер. — Настоящее сердце бьется не так, и мое все еще у меня в груди. Нет, колдовать ты не умеешь!

— А вот я тебе докажу! — рассерженно воскликнул тот. — Ты сам почувствуешь, что это твое сердце! — Он схватил сердце, распахнул куртку Петера, вынул из его груди камень и показал ему. Потом он взял сердце, подышал на него и осторожно вставил его на место, и Петер тотчас почувствовал, как оно забилось и он мог опять радоваться этому.

— Ну, каково тебе теперь? — спросил с улыбкой Михель.

— Верно, ты все-таки был прав, — отвечал Петер, осторожно вытаскивая из кармана крестик. — Никак не думал, что можно делать такие вещи.

— Не правда ли? Я умею колдовать, — ты убедился в этом; но давай, я опять вставлю тебе камень.

— Тише, господин Михель! — воскликнул Петер, делая шаг назад и держа перед собой крестик. — Попалась мышь в мышеловку! На этот раз ты остался в дураках! — И он стал читать молитвы, какие приходили ему в голову.

Тут Михель стал быстро уменьшаться и, в корчах, стеная и охая, упал на землю, а сердца вокруг забились и застучали, и это было похоже на тиканье часов в мастерской часовщика.

Петер испугался, ему стало нестерпимо жутко, он выбежал из каморки, из дома и, гонимый страхом, вскарабкался на скалу; он слыхал, как Михель вскочил, как он топал ногами и бесновался, посылая ему вслед проклятия. Очутившись наверху, Петер побежал к еловому холму; разразилась ужасная гроза — направо и налево от Него ударяли молнии, расщепляя деревья, но он невредимым добежал до царства Стеклянного Человечка.

Сердце его билось радостно, уже по одному тому, что оно — билось. Но потом он сокрушенно оглянулся на свою жизнь — она была как та буря, что только что опустошила вокруг него прекрасный лес. Он подумал о госпоже Лизбет, о своей доброй, прекрасной жене, которую он убил из жадности; он представлялся самому себе извергом рода человеческого и горько заплакал, подойдя к холму лесного человечка.

Хранитель клада сидел под елкой, курил трубку и казался немного, веселее прежнего.

— О чем ты плачешь, угольщик Петер? — спросил он. — Разве ты не получил обратно своего сердца? Или у тебя в груди все еще камень?

— Ах, господин, — вздохнул Петер, — когда во мне было холодное, каменное сердце, я никогда не плакал, мои глаза были сухи, как земля в июле; а теперь прежнее мое сердце рвется на части оттого, что я натворил! Своих должников я довел до полного разорения, больных и бедных травил собаками, и — вы сами это видели — я кнутом ударил ее по прекрасному ее лбу.

— Петер, ты был великим грешником, — сказал человечек. — Деньги и безделье довели тебя до того, что сердце твое обратилось в камень и не знало больше ни радости, ни горя, ни раскаяния, ни милосердия. Но раскаяние искупает вину и, если б я только знал, что ты искренне жалеешь о своей жизни, я бы мог еще кое-что для тебя сделать.

— Ничего мне больше не надо, — отвечал Петер и грустно поник головою. — Для меня все кончено. Никогда в жизни я не буду больше радоваться! Что мне делать одному на свете? Мать никогда не простит мне того, что я ей сделал, и, может быть, я, чудовище, и ее довел до могилы. А Лизбет, жена моя? Лучше убейте меня, господин хранитель клада, по крайней мере, этой постыдной жизни наступит конец!

— Хорошо, — возразил человечек, — если ты этого хочешь, пусть будет по-твоему; топор у меня под рукой. — И он спокойно вынул изо рта трубочку, выколотил ее и спрятал в карман. Потом он медленно встал и зашел за ель, Петер же весь в слезах опустился на траву; о жизни он ничуть не жалел и терпеливо ждал смертельного удара. Немного погодя, он услыхал позади себя тихие шаги и подумал: «Сейчас всему конец!»

— Оглянись напоследок, Петер Мунк! — крикнул человечек. Петер вытер глаза, оглянулся и увидал мать свою и Лизбет, жену, ласково глядевших на него. Он радостно вскочил на ноги.

— Так ты не умерла, Лизбет? И вы тут, матушка, и простили меня?

— Они простят тебя, — проговорил Стеклянный Человечек, — потому что ты искренне раскаялся, и все будет забыто. Отправляйся-ка теперь домой, в хижину отца, и будь по-прежнему угольщиком; если будешь честен и трудолюбив, ты окажешь честь своему ремеслу, и соседи твои будут больше любить и уважать тебя, чем если бы у тебя было десять тонн золота. — Так сказал Стеклянный Человечек и простился с ними.

Все трое они воздали ему хвалу и, благословляя его, отправились домой.

Великолепного дома богатого Петера больше не существовало; молния ударила в него и сожгла со всеми его сокровищами; но до родительской хижины было недалеко; туда вел теперь их путь, и потеря богатства не огорчала их.

Но как они удивились, когда подошли к хижине! Она превратилась в отличный крестьянский дом, и все внутри было просто, но добротно и аккуратно.

— Это сделал добрый Стеклянный Человечек! — воскликнул Петер.

— Как здесь хорошо! — сказала госпожа Лизбет. — Здесь гораздо уютнее, чем в большом доме с многочисленной челядью.