Сказки английских писателей

После этого я исчез, — Пак щелкнул пальцами, — как исчезает пламя свечи, когда на нее дуешь, и хотя они кричали и звали меня, я не отзывался. Но, с другой стороны, я ведь не обещал оставить мальчика без присмотра. Я за ним следил внимательно, очень внимательно! Когда мальчик узнал, к чему они меня принудили, он высказал им все, что думает по этому поводу, но они стали так его целовать и суетиться вокруг него, что в конце концов (я не виню его, он ведь был еще маленьким) он начал на все смотреть их глазами, называя себя злым и неблагодарным по отношению к ним. Потом ему стали показывать новые представления, демонстрировать чудеса, лишь бы он перестал думать о земле и людях. Бедное человеческое сердце! Как он, бывало, взывал ко мне, взывал подолгу, а я не мог ни ответить, ни даже дать ему знать, что я рядом!

— Ни разу, ни разу? — спросила Юна. — Даже если ему было очень одиноко?

— Он же не мог, — ответил Дан, подумав. — Ты ведь поклялся молотом Тора, что не будешь вмешиваться, да, Пак?

— Да, молотом Тора! — ответил Пак низким, неожиданно громким голосом, но тут же снова перешел на тихий, каким говорил всегда. — А мальчик действительно загрустил от одиночества, когда перестал меня видеть.

Он набросился на учение — учителя у него были хорошие, — но я видел, как время от времени он отрывал взор от больших черных книг и устремлял его вниз, в долину, к людям. Он стал учиться слагать песни — и тут у него был хороший учитель, но и песни он пел, повернувшись к Холмам спиной, а лицом к долине, к людям. Я-то видел! Я сидел и горевал на таком от него расстоянии, которое кролик покрыл бы за один прыжок. Затем мальчик изучил начальную, высшую и среднюю магию. Он обещал леди Эсклермонд, что к людям не подойдет и близко, поэтому ему пришлось довольствоваться представлениями с созданными им образами, чтобы дать выход своим чувствам.

— Какие еще представления? — спросила Юна.

— Да так, ребячье баловство, как мы говорим. Я вам как-нибудь покажу. Оно некоторое время занимало его и никому не приносило особого вреда, разве что нескольким любителям посидеть в кабачке, которые возвращались домой поздней ночью. Но я-то знал, что все это значит, и следовал за ним неотступно, как горностай за кроликом. Нет, на свете не было больше таких хороших мальчиков! Я видел, как он шел след в след за сэром Гюоном и леди Эсклермонд, не отступая в сторону ни на шаг, чтобы не угодить в борозду, проложенную Холодным Железом, или издали обходил давно посаженный ясень, потому что человек забыл возле него свой садовый нож или лопату, а в это время само сердце его изо всех сил рвалось к людям. О, славный мальчик! Те двое предназначили ему счастливый жребий, но в сердце у них не нашлось мужества позволить ему испытать свою судьбу. Мне передавали, что их уже многие предостерегали от возможных последствий, но они и слышать ничего не хотели. Поэтому и случилось то, что случилось.

Однажды теплой ночью я увидел, как мальчик бродил по холмам, и пламя его недовольства полыхало по всему небу. Среди облаков одна за одной вспыхивали зарницы, какие-то тени одна за одной неслись в долину, и вскоре все рощи огласились лаем множества охотничьих собак, а по лесным тропинкам, окутанным легким туманом, разъезжали толпы рыцарей в полном вооружении. Конечно, все это он сделал силой своих колдовских чар. Позади рыцарей были видны грандиозные замки, величественно возвышающиеся на арках из лунного света, и в их окнах девушки приветливо махали руками.

То вдруг все превращалось в кипящие реки, а потом все окутывала полная мгла, поглощавшая краски, мгла, которая отражала царивший в юном сердце мрак. Но эти игры меня беспокоили не более чем подобные проделки Мерлина [109]. Глядя на мерцающие зарницы с молниями, я читал в его душе недовольство и испытывал к нему нестерпимую жалость. О, как я его жалел! Он медленно бродил взад-вперед, как бык на незнакомом пастбище, иногда совершенно один, иногда окруженный плотной сворой призрачных собак, иногда во главе призрачных рыцарей, скачущих на лошадях с ястребиными крыльями, мчался спасать призрачных девушек. Я и не подозревал, что он достиг такого совершенства в колдовстве и что у него такая богатая фантазия, но с мальчиками такое бывает нередко.

В тот час, когда сова во второй раз возвращается домой, я увидел, как сэр Гюон вместе со своей женой спускаются верхом с моего Холма, где, как известно, колдовать мог лишь я один. Небо над долиной продолжало пылать, и супруги были очень довольны, что мальчик достиг такого совершенства в магии. Они знали, что рано или поздно им придется набраться мужества и отпустить мальчика к людям, и решали, какую же судьбу ему определить. Сэр Гюон хотел бы сделать его королем того или иного королевства, леди Эсклермонд — мудрейшим из мудрецов, которого все люди превозносили бы за ум и доброту. Она была очень добрая женщина.

Вдруг мы заметили, что зарницы его недовольства отступили в облака, а призрачные собаки разом смолкли.