Сказки английских писателей

— Доброе утро, дорогая графиня, — поздоровался король, радуясь предлогу отвлечься от перьев. — Какой ранний визит!

— Вы не возражаете, ваше величество? — спросила графиня обеспокоенно. — Вчера мы с вами беседовали, и я хотела кое-что уточнить относительно одного пункта нашей беседы…

— О чем же мы вчера беседовали?

— Ах, ваше величество, — сказала графиня, — государственные дела! — И она бросила на него озорной, невинный, дерзкий и двусмысленный взгляд, против которого он никак не мог устоять, да и вы вряд ли смогли бы.

— Конечно же, государственные дела, — улыбнулся король.

— Как же, я даже запись в дневнике сделала. — Она положила свой огромный дневник и стала перелистывать страницы. — А, вот. «Четверг. Его величество оказали мне честь посоветоваться со мной относительно судьбы своей дочери принцессы Гиацинты. Остались к чаю и были весьма…» — не могу разобрать это слово.

— Позвольте взглянуть, — попросил король, его румяное лицо запылало еще сильнее. — Похоже, что это «очаровательны», — произнес он рассеянно.

— Подумать только! — воскликнула Белвейн. — Подумать, что я такое написала! Я просто записываю все, что в голову приходит, — под влиянием минуты, понимаете ли. — Она сделала жест, долженствующий изображать некую особу, которая простодушно записывает все, что ни придет в голову. «Остались к чаю и были очаровательны. Потом размышляла об изменчивости бытия». — Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и добавила: — В одиночестве я часто предаюсь размышлениям.

Король не мог оторваться от дневника.

— А у вас есть еще записи, такие, как… как последняя? Можно взглянуть?

— О, ваше величество, боюсь, что там все слишком личное! — Она поспешно захлопнула дневник.

— Мне показалось, там стихи, — сказал король.

— Да так, небольшая ода к моей синичке. Вашему величеству это неинтересно.

— Я обожаю поэзию! — оживился король.

Ведь однажды он даже написал стишок, который можно декламировать и прямо, и задом наперед, в последнем случае он имел силу отводить злые чары. Если верить знаменитому историку Роджеру Скервилегзу, стишок этот был популярен в Евралии и звучал так:

Бо, болл, билл, балл,
Во, волл, вилл, валл.

Прекрасная мысль, весьма лаконично выраженная!

Графиня, конечно, притворялась. На самом деле она жаждала прочесть оду.

— Совсем коротенькая, — сказала она.

Пенья дух чудесный!
Ты ведь птичка, да!
С высоты небесной,
Синей, как вода,
Ты воспеваешь села, дворцы и города!

Так поэт влюбленный

В круге светских дам
Песней монотонной
Слух терзает нам400[113].

— Прекрасно! — сказал король, и следует с ним согласиться.

Много лет спустя другой поэт, по имени Шелли, использовал эту идею в своем беззастенчивом плагиате, но его трактовка, на мой взгляд, крайне искусственна и решительно уступает оригиналу.

— В самом деле, была такая птичка? — поинтересовался король.

— Совсем ручная.

— А ей понравилось?

— Увы, ваше величество, она умерла — и не услышала оду!

— Бедная птичка, — заметил король. — Думаю, она была бы довольна.

Тем временем Гиацинта, в полном неведении о том, что её уже почти наделили мачехой, все еще сидела на стене замка и пыталась продолжить завтрак, но ей это плохо удавалось. Любому ведь надоест без конца отрываться от ветчины — или от другого блюда — и любоваться, как над тобой проплывает по воздуху монарх соседней страны. Еще восемнадцать раз король Бародии мешал Гиацинте своими семимильными шагами. Потом у нее закружилась голова, и она спустилась к отцу. Она застала его одного в библиотеке, с глупой улыбкой на лице, перед ним не было ни малейшего намека на письмо в Бародию.

— Ты уже отправил ноту? — удивилась принцесса.

— Ноту? Какую ноту? — не понял он. — А, ноту королю Бародии? Я как раз её обдумываю, моя милая. Тень угрозы в сочетании с учтивостью — довольно трудно выразить.

— Я бы не стала заботиться об учтивости, — сказала Гиацинта. — Когда ты ушел, он еще восемнадцать раз надо мной пролетел.

— Восемнадцать, восемнадцать, во… Дорогая, это возмутительно!

— Никогда в жизни не завтракала в присутствии такой толпы!

— Это явное оскорбление, Гиацинта. Нотой тут не обойдешься. Поговорим с ним на языке, который он поймет.

И он пошел побеседовать с капитаном лучников.

Бародийский канцлер возвращается домой

Над стенами замка снова наступило раннее утро. Король сидел за накрытым к завтраку столом, перед ним выстроился взвод лучников.

— Теперь вы поняли, — сказал он. — Когда король Баро… когда некое… одним словом, когда я скажу «когда», вы все должны выпустить стрелы в воздух. Не прицеливайтесь, просто стреляйте вверх и ммм… я хочу посмотреть, чья стрела полетит выше. Если что-то… ммм… если что-нибудь заденет их по пути — это конечно, маловероятно, — что ж, в таком случае… ммм… в таком случае этот предмет их заденет. Да, собственно, чему бы там быть?