Не хочется судить Роджера слишком строго. И так понятно, что я расхожусь с ним во взглядах на многие исторические факты, и по мере продолжения моего рассказа это будет еще понятнее. Но я уважаю этого человека и в некоторых вопросах вынужден полностью положиться на его информацию. Более того, я всегда без малейших колебаний указывал его авторство в отношении ряда эпиграмм, использованных в этой книге. И мне бы хотелось думать, что он проявит такую же щепетильность в отношении других людей.
Нам известен его романтический настрой; без сомнения, эта мысль родилась у него самостоятельно. На этом и остановимся.
Белвейн тем временем делала успехи. Король поднял на нее меч, но она и не дрогнула. В награду ей предстояло стать некоронованной правительницей. «Это мы еще посмотрим, какой там некоронованной», — сказала она себе.
Белвейн предается своему любимому занятию
Графиня Белвейн сидела на лесной поляне; троном ей служил ствол упавшего дерева, а роль придворных исполняли все те несуществующие слушатели, которых постоянно порождало её воображение. В этот день её королевское высочество принцесса Гиацинта собиралась произвести смотр своей армии амазонок (см. статью II «Государственная безопасность»).
Что же здесь странного? — спросите вы. Разве это не блестящее зрелище? Объясняю. Никакой армии амазонок не существовало. Чтобы её королевское высочество не узнала эту печальную истину, Белвейн целиком получала их жалованье. Так было спокойнее.
В трудных ситуациях Белвейн утешалась чтением своего дневника — этим она теперь и занималась. Услышав, что кто-то приближается, она поспешно захлопнула дневник. Это была Уиггс, камеристка принцессы.
— Ах, извините, ваша светлость, её королевское высочество послали меня сказать, что они прибудут сюда в одиннадцать, чтобы произвести смотр своей новой армии.
Меньше всего Белвейн хотела, чтобы ей напоминали об этом.
— Ах, Уиггс, милое дитя, вы застали меня врасплох. — Она с трагическим видом вздохнула. — Ведь я и руководитель кордебалета, — она сделала пируэт, как бы желая показать, что вполне справляется с этой обязанностью, — я и главнокомандующая армии амазонок, — она лихо козырнула — по крайней мере, это она могла проделать, чтобы отработать свое жалованье, — я и гардеробмейстрина. Я так загружена! Подойдите-ка, вытрите пыль с этого бревна, здесь сядет её королевское высочество. Уморит меня вся эта работа, Уиггс, но это мой долг — и я его выполню.
— Уоггс говорит, что вы своего не упустите, — невинно произнесла Уиггс, усердно обтирая бревно. — Славно, должно быть, уметь не упускать своего.
Графиня холодно взглянула на нее: одно дело доверять свои дурные поступки дневнику, совсем другое — когда какие-то Уоггсы кричат о них на всю страну.
— Я не знаю, кто такая Уоггс, — сурово сказала Белвейн, — но немедленно пошли её ко мне.
Как только Уиггс удалилась, Белвейн дала волю своей ярости. Она вышагивала взад-вперед по бархатистому дерну, повторяя:
— Проклятье! Проклятье! Проклятье!
Когда её гнев несколько остыл, она хмуро уселась на бревно и предалась отчаянию. Две длинные косы падали ей на спину, доставая до пояса; подумав, она перекинула их вперед: если уж предаваться отчаянию, так по всем правилам.
Внезапно её осенило.
— Я одна, — произнесла она вслух. — Не продекламировать ли мне монолог? Я так давно этого не делала. О, что за… — Она вскочила. — Нельзя же произносить монолог, сидя на бревне, — сказала она сердито. Она решила, что стоя это будет гораздо эффектнее. Воздев руку к небесам, она начала снова: — О, что за…
— Вы меня звали, мэм? — спросила внезапно появившаяся Уоггс.
— Проклятье! — вырвалось у Белвейн. Она передернула плечами. «Ладно, в другой раз», — подумала она. И повернулась к Уоггс.
Должно быть, Уоггс была где-то поблизости, раз Уиггс так скоро её разыскала; я даже подозреваю, что она играла в лесу, вместо того, чтобы учить уроки, или штопать чулки, или выполнять еще какие-либо обязанности. Мне так же трудно описать Уоггс, как и Уиггс: ведь это просто наказание для автора, когда в его книге бесконечно появляются люди, которых он и не думал приглашать. Однако, раз Уоггс уже здесь, придется мужественно перенести её появление. Полагаю, что она на год-два моложе Уиггс (а той было лет семнадцать!) и не так хорошо воспитана. Обратите внимание на её недопустимые инсинуации в адрес леди Белвейн и на тот факт, что она называет графиню «мэм».
— Подойди, — приказала графиня. — Так это тебя зовут Уоггс?
— Извините, мэм. — Уоггс явно нервничала.
Графиня поморщилась на это «мэм», но спросила как ни в чем не бывало:
— Что ты там про меня болтаешь?
— Н-ничего, мэм.
Белвейн снова поморщилась и сказала:
— Ты знаешь, что я делаю с девчонками, которые всякое обо мне болтают? Я отрубаю им головы. Я… — Она пыталась придумать что-нибудь пострашнее. — Я… я приказываю не выдавать им варенье к чаю. Я… я на них ужасно сержусь!
Уоггс внезапно поняла, сколь тяжкое преступление она совершила.
— О, пожалуйста, мэм! — Совершенно сраженная, она упала на колени.