Сказки Белого Ворона [1–10]

Палец распухал всё сильней. Он уже ловил на себе удивленные взгляды: вроде от начала был такой; тогда чего? Не тормозил, наступал всем весом, но в сумме сошлось. Ночью прислушивался к соседям, ждал, когда начнется. То есть кончится. Он только не хотел, чтоб застали врасплох. Но вагон был сборный, друг между другом они не разговаривали. Вроде бы, ему сочувствовали. Будет продолжаться. Тягомоть.

Наконец приехала машина. Начальник оказался душевный. Разоряться не стал, молча указал на выход. Когда выходил, сунул конверт в карман.

Двигаться было трудно. Сразу за воротами он присел и смотрел, как она подходит. Был белый день.

* * *

— Сходишь в аптеку? Я скажу, что купить. Купить, а не украсть.

Вынул деньги. Он надеялся, что деньги. Не обходной лис­ток на 67 пунктов, который он все равно не сможет сдать — он у них ничего не брал, — такое тоже бывало на стройках.

Вернулась с пакетом, отдала ему, и конверт с остатком. Не много. Ему ничего не обещали, он и двух недель не протянул.

— Нужно сесть, так, чтоб не видели.

Был белый день. Она смотрела вниз, подбивала ногой камушки. Один подбила, погнала, как мячик, зафутболила на обочину. Вернулась.

Остановилась у скамейки с урной, вопросительно глянула. Он промолчал. На самом виду. Река была далеко.

Открутил крышку с двухлитровой бутыли газировки и ­попил.

— Уколы делать умеешь?

— Наверное.

Он сам сделал укол. Полил на ногу из бутылки. Нога ­онемела до самого колена.

Вынул из пакета аптечный разовый ножик, разорвал ­упаковку.

— Дай мне.

Она оторвала зубами бинт, ловко протерла палец­ ­спиртом.

Заяц сидел смотрел вверх. Когда дошло до живого мяса — почувствовал.

— Глубже, — сказал он.

Прохожие огибали их скамейку по большому кругу.

Она уже бинтовала. Накрутила целую гору, в башмак не влезет.

Заяц вытер пот со лба и допил остатки воды из бутыли.

— Я у подружки живу, — сказала она.

— Ну, вот. Иди к подружке.

— Надо было сразу, — сказала она.

— Надо было.

Она покачала головой. — Я не пойду.

— Нельзя. — Он дотянулся до ее волос. Заправил за ухо. — Ты хотела посмотреть. Иди отдыхай.

Заяц посидел, смотал часть бинта со ступни, затянул узел. Получилось не так аккуратно, как у нее. Вбил ногу в башмак. Нога отходила, начинала болеть. Но болело не так, как до операции. Хромать ему было не привыкать.

ПРОВОЛОКА

Поехал в электричке за грибами.

День был при нем еще почти весь. Нож был при нем. С фонарем, штопором и открывашкой бутылок. Из грибов пока что были одни сыроежки.

Болтались в целлофановом пакете. Он взял три штуки. Шел дальше, искал другие, хорошие грибы. И заблудился.

В лесу заблудиться, пойдешь куда-нибудь — куда-нибудь выблудишься. Прикинул, где солнце, где север, где юг. Поворачивать не стал: может, уже повернул, не заметив.

Солнца, правда, не было. Грибов не было, даже сыро­ежек. Колючая проволока. Какая-то старая, ржавая. Колючая проволока, думал он, перешагивая ее. Потом споткнулся, со всего маху полетел на землю.

Проволока воткнулась в ногу. Почему-то сзади. Порвала штанину. Порвала икроножную мышцу. Он порадовался, что взял подорожник. Подорожник рос по дороге, гигантские листья, невозможно было удержаться. Можно ведь рассудить и так, что это подорожник сделал, чтобы было куда его прикладывать.

Прилепил на лейкопластырь. Крови не было — а надо было выжать, от заражения. Сообразил. Задрал штанину, ­посмотрел.

Появилась и кровь. Вытекла из-под подорожника. Плас­тырь держался еле-еле. Когда потекло, стал отклеиваться.

Никуда не идти — никуда и не выйдешь. В лесу всё время загребаешь правой. Советуют: намечать цель. Взгляд летит прямо. До березы. Дошел до березы — дальше: до сосны.

Если совсем туго — забраться наверх. Но до этого было еще далеко. И нога.

Остановился, посмотрел.

Кровь дотекла уже до сапога. Лейкопластыря больше не было. Этот совсем отвалился. Из комплекта одноразовых, который купил в метро у коробейника, таскающегося по вагонам. Одноразовые не годятся, это знал. Без пластыря подорожник бесполезен.

Но нога не болит. Заболит позже, лучше бы дома. Лучше дома.

Такое приходит в голову, когда нет ни солнца, ни сыро­ежек.

Никаким специалистом по блужданиям по лесу он не был. Был специалистом просто по блужданиям. Заблуждался в жизни много раз. Когда-нибудь будет последний — может, этот.

Что-то показалось в просвете справа, за деревьями. Пошел вправо и ткнулся в забор.

Забор — это люди: не этот.

Забор тянулся, в высоту в два его роста, из необработанных досок. Доски были пригнаны друг к другу неплотно. Появилась и тропа, почти незаметная, к забору впритык. Он шел, поглядывая в щели. Слева, тоже тянулся, овраг с водой, захочешь — не свернешь. Только назад; но назад — от забора?

Про ногу вообще забыл.

В просветы между досками он видел бетонные строения. Окон нет, кое-где нет и стен. Людьми это было покинуто давно и прочно.

Потом увидел и людей.

Сел за деревьями и начал на них смотреть, как медведь. Знакомый охотник рассказывал: медведь часами на пне ­смотрит на поляну, где охотники пируют. Утром они видят, где он сидел.

В голове забрезжило: проволока… забор. Всё понял.