Сказки Белой Горы. Часть II

Глядя на деяния наших высших государственных чиновников, приходят на память два исторических случая. Один – экономического порядка, второй – политического. В Месопотамии, в обширной долине между Тигром и Евфратом росли субтропические леса от верхнего течения знаменитых рек Шумера, Аккада и Вавилона до их слияния и, даже ниже. Правители древнейших городов-государств Шумера подвигали и стимулировали жителей на уничтожение «зелёного моря» – требовались новые земли под пастбища и земледелие. И, когда цель оказалась достигнутой, случился потоп, тот самый, названный в Ветхом завете всемирным. А всего-то, не стало лесов, задерживающих влагу. Месопотамия превратилась в пустыню.

Другой исторический казус – правление Аурангзеба. Казалось, империя Великих Моголов процветала, но захвативший власть недостойный сын Шах-Джахана, стал гнуть свою линию с упорством осла. В итоге догнул до того, что империя «загнулась». В конце правления, будучи глубоким стариком, он признал с горечью свои ошибки, однако произошло это слишком поздно.

Если вожди Шумеров не учитывали природные факторы, а Аурангзеб – социальные, то наша «элита», в погоне за мифическими целями упрямо ломится вперёд (а может назад, или вбок), не учитывая ничего вообще, кроме сиюминутного сохранения власти.

Ежемесячно случаются скандальные перебои с лекарствами, причём только с жизненно необходимыми. Давно можно было бы понять, исправить, да куда там – у властей в головах интересы почище, чем забота о стране и людях.

В коридоре, близ туалета повесили исторический стенд (места что ли не нашли другого?) Около туалета всегда очередь. Близ стенда обычно отираются двое-трое и, поневоле читают. Я тоже полюбопытствовал. Об истории возникновения лагеря, лукаво написано: возник после 1917 года. Точной даты нет, вот и гадай теперь. До войны лагерь просуществовал, а с её началом его превратили в лагерь для штрафников. С середины войны до 1953 года в нём содержались пленные немцы, они-то и построили кирпичные бараки. С третьего января 1964 года запустили вентиляторный завод для химической промышленности (как его разорили и уничтожили – это отдельная тема).

Согласно указанию начальника ГУЛАГа от 15 июля 1949 года, лимит наполнения не должен превышать 500 человек. Сейчас – 1200 с лишним. Выходит, сталинские времена более осмысленные?

В дверном проёме (а дверь на лестницу у нас всегда открыта, за исключением сильных морозов) образовалась фигура Сергея – единственного в зоне телегероя. Он радостно стал тянуть руку в мою сторону, спеша поздороваться:

– Наконец то я застал тебя не спящим. Здорово. Дело серьёзное, надо поговорить. Пойдём ко мне, попьём чайку, я тебе суть вопроса растолкую.

Серьёзные болезни сердечно-сосудистой системы не позволяют мне вести слишком активный образ жизни. Обычно, в десятом часу утра заваливаюсь спать до обеда, случается, даже после обеда (ночью дрыхну само собой) и чувствую себя совсем недурно.

На бурную деятельность я отвожу 4-5 часов до отбоя (бывает и меньше).

Пришлось несколько остудить пыл бывшего ташкентца:

– Извини Серёга, сейчас не могу – спать укладываюсь.

– Эх, так я на тебя рассчитывал, у меня и стол накрыт.

Экий прыткий господин. Некий червячок сомнения стал закрадываться в мой мозг. «накрыть поляну» в зоне – признак уважения, а за решеткой не часто балуют вкусностями. В «буридановом» состоянии я пробыл недолго – возрастная инертность является сильной помехой смене ритма устоявшейся жизни:

– Знаешь, давай перенесём на шесть вечера.

– А сейчас никак нельзя?

Я проявил твёрдость, скорее, чтобы набить цену (в ларёк ходил один Кучак, а он исчез в реанимационных дебрях и мне приходится куковать вторую неделю на скудноватом продуктовом положении):

– Не хочешь же ты повторение подвига Кучака. Буду я скитаться тогда по больницам и ничем тебе не помогу. Тебе это надо?

– Нет-нет, всё нормально, спи.

– Дело-то хоть какое?

– Письмо хочу написать, покаянное, но не получается. Начинаю вроде правильно, а потом машинально срываюсь на матюги.

Я его успокоил и обнадёжил:

– Стандартный случай, не переживай, вечером решим, только расскажешь вкратце…

Советские офицеры многократно меняли место службы, не по своей воле, конечно. Военнослужащих тасовали, как карты в колоде. Три-четыре года в Поволжье, затем в Среднюю Азию. С западной границы перебрасывали в Закавказье, Забайкалье и дальний восток, а, потом обратно. Заведено это было на заре советской власти. В те давние времена переброски производились ещё чаще.