Накануне дня почитания Пчелиного Волка отец взял ее в Бренмар на ярмарку. Корвин уже и позабыла как там громко. После деревенской тишины, где треск пламени в очаге, овечье блеяние да звон глиняной миски, упавшей на каменный порог, самые громкие звуки — город оглушил. Корвин не представляла, как мать могла жить здесь деть ото дня и не сойти с ума. Слушать конский топот, человеческую болтовню, мычание волов, собачий лай, звон колокола на высокой башне, сообщающий, что твоя жизнь стала короче еще на один час.
Корвин прижалась к отцу. Вместо детской радости, впервые она почувствовала страх. Страх перед мощью города.
— Здесь всегда так?
— Нет, что ты! — Отец потрепал Корвин по голове, — Просто сегодня самая большая ярмарка в году. Спасибо родичам твоей матушки, впустили на ночлег, даже сена в хлеву не пожалели, а то сегодня бы полдня в воротах простояли. А пошлину за место я градоправителю еще в прошлом месяце отдал. Так что сейчас разложимся и беги смотреть. Потом расскажешь. Я слышал, как король Гарольд говорил, что расщедрился на акробаток из Иудеи. Они нагие под удары барабанов будут исполнять танец Саломеи.
Корвин подняла хмурый взгляд на отца. И стоило тащиться из деревни, ночевать в обнимку с немытыми козами, ради того, чтобы поглазеть на голых девиц. Да их у реки каждый вечер, хоть ковшом черпай!
Место у отца оказалось не плохим. В середине ряда. Даже жерди имелись на которые можно накинуть ткань и спастись от жгучего осеннего солнца.
Корвин помогла отцу разложиться, сунула за щеку пару медяшек на сладкую булочку и пошла гулять. Постепенно сквозь темные тучи дурного настроения стали пробиваться лучи любопытства.
На площади разные гильдии ставили спектакли. У памятника Пчелиному Волку слепой певец с даром гальдра показывал живые картины. Словно из ниоткуда вылетали всадники в золотых доспехах, чудовищный великан пожирал спящих воинов, а первый король Альбы пронзал огнедышащего дракона. Корвин, не жалея рассталась с медяшками. Если стоял выбор между хлебом и чудом, она всегда тянулась к последнему.
— Плюмажи из перьев феникса! — крик зазывалы разрушил магию, и Корвин, словно мышка за звуками дудочки, потянулась в торговые ряды.
Чего там только не было!
Дорогие ткани, оловянные кубки, со сценами охоты, диковинные зверьки в клетках. Маленькие, мохнатые, юркие, похожие на жутких подменышей, как их описывали сельские кумушки. Корвин так увлеклась, разглядыванием, что позабыла обо всем на свете.
Вдруг в спину прилетел тычок. Девушка обернулась. В трех шагах от нее стоял и скалился желтыми зубами Грэг — сын их деревенского старосты. За его спиной гоготали двое мальчишек. Понятно. Поехали с отцами на ярмарку в поисках развлечений, а нашли ее.
— Эй кривоногая, шатер уродцев в другом ряду! Попляшешь там на потеху, авось деньжат заработаешь своему старику на выпивку.
Корвин знала, как поступать в подобных ситуациях. Главное не злить, не плакать и не смотреть в глаза. Рано или поздно им надоест глумиться над деревенской дурочкой, и они пойдут своим путем. Она привычно втянула голову в плечи и опустила глаза. Внизу, под ногами, в пыли валялось едва надкусанное яблоко, которым в нее запустили. Алый, сочный бок на серой земле полыхал огнем. И этот жар перекинулся на тело, поднялся волной гнева. Корвин чувствовала, как с треском рушиться сооруженная ей самой же ограда никчемности.
«Нет! Нет! Нельзя обращать внимания! — пыталась она успокоить ту, что томилась в клетке ее тела. — Госпожа, прошу вас остыньте. Это всего лишь яблоко».
«Яблоко? Яблоко?! Нет, это грязь под копытами свиньи, посмевшая поднять руку на королеву туатов нечестивого двора!»
Корвин почувствовала, как дурнота подступает к горлу. Но Резкий окрик сиды не позволил рухнуть в темноту обморока. Не имея возможности напрямую управлять телом, Кам принялась раздавать команды:
«Подними голову! Смотри ему в лицо, не смей опускать взгляд! А теперь протяни руку, видишь, вон торчит остистая нить его судьбы. Хватай ее, да хватай же. Я дам тебе силы вплести проклятье!»
Перепуганная Корвин старалась выполнить все указания Кам. Ей в какой-то миг даже показалось, что она видит серую, грубую нить судьбы Грэга. Пальцы неуклюже попытались ее схватить, еще и еще раз, но руки не способные даже крепко держать ложку лишь хватали воздух. Ничего не получалось. Молчание затягивалось, и парень кинувший огрызок в спину гоготнул. Этот звук прорвал запруду. Со всех сторон раздался хохот, в Корвин полетели ботва и огрызки. Странное дерганье убогой девчонки раззадорило охочую на зрелища толпу.
Корвин бессильно опустила руки, тьма засасывала на самое дно собственной жизни. Лететь далеко не пришлось, она всегда была там, просто каждый раз поворачиваясь спиной к летящему огрызку. Ведь проще всего обмануть, закрыть глаза, сказать, что ничего не было. Тогда другим лгать не придется. На самом деле так всегда было: её сажали за отдельный стол на праздниках, не звали гулять, чтоб не распугать женихов. Даже отец спровадил от лавки, что б она своим видом не пугала люд.