Сказки Бугролесья. Волна и Прутик (СИ)

С «верхнего» конца Клешемы по улице к ним бодро шагал невысокий коренастый мужичок. На вид ему было лет шестьдесят: сдвинутый на затылок картуз, взъерошенные светлые волосы, торчащая клочьями в разные стороны куцая борода, нос сапожком, загорелое, изрезанное сетью «улыбчивых» морщин лицо. И сверкающие небом голубые глаза. Глаза были молодые, весёлые.

— Здарова, Кирилл Афанасьевич! — крикнул он ещё издалека.

— Утро доброе, Емельян Петрович!

Емельян Петрович подошёл ближе, пожал руки отцу и дядюшке. Глянул в сторону мужиков:

— Здарова живём, работнички!

Мужики нестройно загудели в ответ. Емельян Петрович прищурился и призывно махнул рукой:

— Мишка, Сашка!

Повинуясь отцу, из толпы друг за другом вынырнули два дюжих молодца. Емельян Петрович вытащил из-за пояса небольшой ловкий топор, попробовал пальцем лезвие – острое ли – щёлкнул по нему. Лезвие в ответ тонко зазвенело. Он поднёс топор к уху, некоторое время послушал, подмигнул отцу:

— Ну что, хозяин, пойдём, посмотрим, что там у нас.

Довольно долго Емельян Петрович вместе с отцом, Кирилл Афанасьевичем и двумя сыновьями исследовал дом. Емельян Петрович, казалось, ощупал каждое бревно: то постукивал по ним обухом своего топорика, то делал затёски, тщательно изучил окладные венцы, возился в подклети, затем велел поднять «чистый» пол в горнице и смотрел там, шуршал и кряхтел сначала на чердаке, а затем залез и на крышу. Наконец, он закончил и спустился вниз.

— Ну, картинка такая нарисовалась…

Емельян Петрович Рябов был плотником от Бога. Несть числа избам, амбарам, баням, что вышли из-под его топора. Добрая слава об искусном мастере ходила далеко за пределами Клешемы. Емельяна Петровича сотоварищи приглашали ставить дома, возводить и обновлять храмы. Последнее время сам он почти не рубил, больше расчерчивал и прикидывал углы, сложные сочленения и общую «хонструхцию». Так было и теперь. Разбив мужиков на группы и определив каждой группе работу, Емельян Петрович ходил между ними и поглядывал, как и что делается. По необходимости он снимал замеры, размечал линии рубки, подсказывал, где и как ловчее подступиться. От его острого намётанного глаза не ускользал ни один недочёт. То тут, то там раздавался высокий, с хрипотцой голос:

— Ага, смотри, тот край выше увёл. Чуток сними — и порядок. А то плотно не сядет. А ты, Сергий, здесь аккуратнее! Против «шерсти», в задир, не бери. По волокну прикидывай — не сколи лишку. Вон, лучше стамеску возьми…

Только изредка, в самых ответственных случаях, вытаскивал Емельян Петрович из-за пояса свой топор и в несколько точных и выверенных ударов затёсывал «хитрые» места. Мужики лишь пожимали плечами:

— Силён же ты, Петрович! Мастер!

Петрович таял в широкой улыбке и хихикал:

— Чтобы рубить метко, нужна сметка. Кумекать надо «шариком», а не токмо шапку носить…

Через три дня дом был готов. Белел новеньким крыльцом и полосами свежих брёвен в сером срубе. Заново проструганные полы и внутренние стены светились. До этого просевшая над поветью крыша распрямила хребет и блестела на солнце сырым ещё осиновым тёсом. Стал дом помолодевшим, заново родившимся. Просторно и гулко было в горнице, весёлый задор строителей как будто передался дому, и он, вобрав в свои стены смех, голоса и удары топоров, словно весь напружинился, налился энергией и беззвучно радостно звенел.

Оставалось только печи сложить.

Доля очищенного кирпича, к стыду Фёдора и Павлуши, была невелика. На подмогу пришёл Семён и мама с Дашей. А отец с Кирилл Афанасьевичем тем временем занялись приготовлением раствора: нужно было привезти глины и песку, глину замочить на несколько дней и только после этого смешивать песок и глиняную няшу в неглубокой вырытой у дома яме. Песок и глина тоже не всякие годились. За тем и другим ездили на телеге в надёжные разведанные места, версты за две от Клешемы.

Когда всё было почти готово к кладке печей, наведался к ним в гости с «проверкой» отец Савелий. Походил по дому, придирчиво осмотрел, потрогал новые венцы своими огромными руками: «Вот и славно». Потом, уже на улице, когда Ходовы вышли проводить батюшку, священник положил руку отцу на плечо:

— Да, Иван Фёдорович, с печами голову не ломай. Завтра придёт к вам Захар Петров — будет класть. Вы у него на подхвате. А там он скажет, что и как.

— Так, батюшка, — отец растерялся, — печи я и сам могу. Осилим.

Священник привычно чуть улыбнулся:

— Осилите, Иван, не спорю. Но Захар, почитай, всей Клешеме печи клал, такого печника ещё поискать! Да и должно ему — епитимия такого рода назначена, греховоднику. Так что будут у вас печи форменные, по образу и подобию. Но чтоб ни пива, ни медовухи Захару — ни-ни!

Отец посмотрел на маму, снова на священника, чуть помолчал и махнул рукой:

— А, ладно.

— Вот и славно! — батюшка Савелий отошёл на шаг и широко перекрестил Ходовых. — Храни Бог!..