Сказки Бугролесья. Волна и Прутик (СИ)

«Вот голова еловая! Пока ты здесь околачиваешься, они уже давно, набрав ягод, фыркают чай под навесом у избушки и посмеиваются: „Где там Федька-засоня, небось, вчерашний день ищет!“ Быстрее назад, а то волноваться начнут!»

Но у землянки встретило остывшее костровище и нетронутая посуда.

Змейка-прутик опять отчётливо шевельнулась. Аж кольнуло и зачесалось в груди. Фёдор поперхнулся, прокашлялся и почувствовал, что голоден. Он поел тёплой каши, ещё раз оглядел окрестности и полез в избу — оставалось только ждать…

Под вечер тревога и беспокойство накрепко вцепились в Фёдора.

Он уже не мог ни лежать, ни сидеть: с каждой минутой, подгоняемый ударами сердца, всё сильней раскручивался тяжёлый маховик ожидания. Сначала Фёдор бесцельно и растерянно бродил вдоль ручья по ближним пожням, сшибал длинной вицей иван-чаевые макушки и головки ромашек. Долго разговаривал с фыркающим Сивкой, обнимал его большую голову, благодарно подставлял лицо тёплым и влажным лошадиным губам: «Вот ведь, Сивушка, ушли куда-то все. Меня не взяли чего-то. Не сказались. Ждёшь их, ждёшь…» Сивка в утешение легко толкал Фёдора головой и виновато моргал тёмным глазом.

Потом Фёдор вернулся к землянке, развёл огонь и подогрел чайник: «Вот придут, а тут чаёк поспел!» У костра было поспокойнее, но вместе с тем быстрей и незаметней сомкнулись сумерки. Когда вода закипела второй раз, Фёдор не выдержал и по порядку, начиная с ближних, отправился обходить пожни. Он изо всех сил протяжно кричал родных по именам, звал, аукал. «Может, заплутали?» Но в ответ лишь качали тёмными макушками вековые сосны и перекатывалось, затухая, звонкое эхо.

Внутри Фёдора всё крепче, до мелкой дрожи, сжималась тугая пружина нетерпения.

«Ну, где же вы?! Ну, где-е-е?..»

Под утро он уже совсем извёлся: зарывшись с головой в травяную подстилку, скрючившись и еле слышно подвывая, лежал в землянке на нарах. Иногда, вдруг насторожившись, Фёдор выскакивал наружу, затаив дыхание, слушал и вглядывался в прозрачные сумерки. Потом сидел под навесом, отрешённо уставившись перед собой и мерно постукивая по столу деревянной ложкой. Потом несколько раз срывался бежать на поиски, озадаченно останавливался у стенки леса, возвращался. Через некоторое время опять хватал свой небольшой мешок: «Да куда бежать-то?! Куда?!».

«Господи, лишь бы ничего не случилось! Боженька, милый, не попусти!!!»

«Нет-нет, они скоро придут. Надо только подождать. Надо — ещё — немного — по-до-ждать…»

На следующий день, чтобы как-то отвлечься и унять нервный колотун, Фёдор заставил себя заняться делами.

Несколько раз ходил на дальнюю пожню: сносил к стоговищу просохшее сено, собрал и принёс к землянке инструмент. Оставленные родными вещи, на которые то тут, то там натыкался взгляд, чтобы не бередили душу, сложил в большой берестяной короб и запихнул его под нары. Остервенело отдраил закопчённый чайник, перемыл и расставил сушиться на столе под навесом посуду. Кашу, чтоб не прокисла, накрыв котёл широким куском бересты, опустил в похожий на маленький колодец ледник, устроенный между корней разлапистой ёлки. Разок искупал Сивку в нешироком и холодном Верег-ручье. И ждал…

Утром третьего дня Фёдор открыл глаза, стянул с гвоздя отцовский сыромятный пояс с охотничьим ножом в ножнах, занёс в землянку посуду, прочий хозяйственный скарб, подпер толстой палкой дверь и пошёл.

Куда идти, он уже не думал, змейка-прутик, окрепшая за прошедшие сутки, вертелась в груди, как стрелка компаса, билась беспокойно, норовила выскочить. Повинуясь ей, Фёдор миновал недокошенную пожню и ещё с полчаса двигался вверх по Верег-ручью, пока не вышел к небольшому болоту. Верег-ручей узкой лентой вился по его краю и окончательно сходил на нет в пролеске сухостоя.

Фёдор пересёк болото и остановился, прислушиваясь. Монотонно шумел лес, стрекотали в осоке кузнечики, и тяжело гудел возле ног сердитый полосатый шмель. Змейка в груди рвалась дальше, влево по косогору, в глубину Тёплых Бугров…

К полудню проклюнулась первая усталость. Фёдор забрался уже достаточно далеко в незнакомые места: поросшие сосняком пологие угоры полдня вели то вверх, то вниз. Фёдор перемахнул по валёжине журчавший в ложбине ручей и быстро поднялся на вершину следующей сопки. Здесь он сделал привал: расположившись на толстом корне под одной из сосен, перекусил и немного отдохнул, привалившись спиной к тёплому жёлтому стволу.

Солнышко сверкало высоко среди сосновых макушек, вокруг играли лёгкие тени и солнечные пятна, щебетали пичуги — тёплый день середины лета спокойно дышал полной грудью. Но всё это Фёдор видел, будто сквозь сон: тоскливая тревога скрутила в тугой жгут всё его существо, мутной полупрозрачной пеленой застелила глаза.

Вытесняя любые мысли, притупляя чувства и сковывая душу, как огромная туча, медленно росла безысходность. Лишь беспокойная змейка-прутик толкалась в груди — звала бежать, спасаться от этой чёрной бесконечной громады, пока она не настигла, не накрыла, пока не отняла надежду…