Сказки чужого дома

– А потом раздался голос Зверя. Я слышал его с самого начала, но тогда он звучал особенно отчетливо. Голос повторял имена, даты и события. Множество. Но все они были связаны с одним и тем же. И…

Краусс задул огонь. Ева отвернулась и стала ждать, пока он подойдет и поставит светильник рядом. Он приблизился. Теперь их обоих скрывала темнота. На улице ничего не было видно, кроме сикинараи и бледных ликов Сестер в Небесном саду.

– Кажется… – голос офицера звучал совсем глухо, – это и были «секретные документы», о которых ходили слухи. И эти документы были действительно опасны для всех, кто напал на поезд. Для меня. Но я не вправе…

В конце концов, плевать она хотела на давние тайны Син-Ан. Девочка не стала допытываться и лишь хотела коснуться его плеча, но вдруг передумала. Курсанты, как она заметила, не позволяли себе вольностей со старшими. А ее и так слишком выделили. Пора было с этим заканчивать.

– Возвращайтесь, – попросила Ева, делая шаг назад. – Вы так здорово рассказываете истории. Могли бы… стать писателем. Почему вы не преподаете, например, литературу? Не ведете кружок? Вы…

Отступая, она видела застывшую спину, каменные плечи и низко опущенную косматую голову. Краусс будто врос в пол в своей полупустой комнаты. Ева вздрогнула и поняла, что он смеется.

– Литература. Кружок…

– Да, – внезапно онемевшими губами сказала она. – Ведь вы… такой замечательный.

Он не обернулся и очень быстро перестал смеяться.

– Я был командиром Алой Сотни, милая ле. И совсем скоро буду командовать ею снова. А когда все кончится… я наконец разломаю эту железную дорогу ко всем проклятым ветрам.

[звон водяных колокольчиков] Три сделки

1. Калека

710-й юнтан от создания Син-Ан. Близится Перевеяние

Сиш Тавенгабар слегка наклонил стакан. Остатки кристально прозрачной синей айрáн – крепкой настойки на симирѝтовых ягодах – устремились к стенке и заплескались, обнажая выпуклое стеклянное дно.

– Ясно. Не подумал бы. Скот-и-ина, – задумчиво протянул шпринг и дернул острым подпаленным ухом. – Значит, твоя вина…

– Значит, моя, – ровно отозвался Грэгор Жераль.

За окном шумел Аджавелл; с верхнего этажа башни открывался привычный вид на Осевую улицу – голубую, совсем как настойка в стаканах, но с золотыми вкраплениями. Грэгор Жераль проводил больше времени в Галат-Доре, но по-особенному любил именно Аджавелл. Строгий, в отличие от пестрой Первосветлейшей. Стройный и тянущийся вверх, ни капли не увязший в земле, в отличие от грязноватого Такатана. Аджавелл успокаивал. Прояснял мысли. Или, если их не было, неплохо на них наводил.

– Что Рин Краусс тебе сказал?

Тавенгабар залпом осушил стакан и облизнулся с явным намеком: есть еще? Жераль предпочел этого не заметить. То, что они вообще позволили себе выпить в рабочее время, остро напоминало, что что-то… впрочем, незачем врать. Не что-то. Все очень сильно не так.

– Что я спятил и он меня убьет. Впрочем, первое – не новость. Он часто переносит собственные недуги на других.

Тавенгабар низко, протяжно расхохотался в ответ, но его голубые глаза остались холодными и сосредоточенными. Въедливо заскользили по прямой, широкоплечей фигуре ки. Шпринг не обладал нюхом, но что-то чуял, ему явно хотелось понять, насколько приятеля потрепали и как это на нем сказалось.

– Знаешь, может, ты прав. Но то, что ты сделал… бедняга Лир… – начал он.

Жераль оборвал его нетерпеливым взмахом руки:

– Поверь, я понял, что виноват, еще не отсоединившись. Я попробую это исправить. Я слежу за его состоянием, он пока редко приходит в себя, много спит. Но говорят…

– Я могу поехать.

Шпринг произнес это словно не своим голосом. Изменился и взгляд, став глубже и смягчившись. Жераль увидел, как дернулся длинный, весь в белых подпалинах, хвост, и на мгновение ощутил тошноту.

– Ты не сможешь извиниться за меня.

Тавенгабар улыбнулся уголками губ:

– Зато я могу сказать, что ты сделал, чтобы все исправить. Верно?

– Миаль еще не согласился.

– Он согласится. И… – Тавенгабар чуть откинулся на спинку кресла и уверенно прищурился: – С таким раскладом Лира уговорить не составит особого труда. Ты же видел его на Выпуске. Он тоскует, что бы ни говорил.

Жераль тяжело оперся ладонями на стол и глянул на шпринг исподлобья. Он думал. И склонен был согласиться со многим… кроме одного.

– Может, ты и прав. Но мне хотелось бы объяснить ему, что именно меня взбесило в вылазке престолонаследника.

Шпринг фыркнул в усы.

– Думаешь, он не понимает? Тебе не понравилось, что он тебе не поверил. Сунулся проверять остров. Нам лучше было быть честными и прямо сказать, что Отшельник…

– Под угрозой публичной казни? По подозрению в измене, потому что все помешались на этом поезде? Сказать Лириссу?

Жераль поймал себя на том, что сбился на шипение, и быстро откашлялся. Выпрямил спину, расправил плечи. Тавенгабар, таращась на него снизу вверх, криво усмехнулся:

– Да, Лир любит его. Но что-то мне подсказывает, дело не в Лире. Так? Ты сам себя…

– Сиш, лучше закрой пасть прямо сейчас.

– А что такого…

– Нет времени болтать.

Жераль скривил губы, закусил нижнюю и продолжил: