– Долго ждать собираешься. – Рыжий кот, кличка которого уже почти стёрлась с таблички временем, уселся по соседству.
– Сегодня тот самый день, – пёс вздохнул ещё протяжней.
– Всё ещё их считаешь.
Рыжий никогда не задавал вопросов. Такая у него манера общения – сухо констатировать факты. Бим не знал, то ли он родился таким, то ли хозяин был весьма чёрствым человеком. Сам Рыжий предпочитал скрывать это, как и собственное имя.
Несколько листьев упало под чёрные лапы. Осень опаздывает. Но это хорошо. Хорошо, что дни ещё тёплые, подумал Бим, продолжая смотреть на поляну перед лесом.
Кто-то показался на выжженной солнцем тропинке. Сердце Бима понеслось в галоп, и даже хвост предательски забил по земле. Но это был не его человек. Неторопливые, шаркающие шаги старика в зелёном пальто можно было услышать, даже находясь под землёй, будь он чуть повнимательней и не отвлекался на кошачьи факты.
На знакомые звуки из-под валунов и высохшей травы выползла серая такса с ошейником цвета точь-в-точь как пальто идущего.
– Ливер проснулся, – буркнул Рыжий.
– Ливерпуль! – Собака показательно оскалилась, в причудливой позе вычёсывая репейники из-за уха. – Никакой я не Ливер!
– Ещё какой. И шерсть у тебя как у ливерных колбасок. Серая. Иногда и мне такой кусочек перепадал.
Злая шутка, неприятная. Бим лишь покачал головой. Рыжий был большим котом, породистым. А вот Ливерпуль мелкий и лохматый, таксам такими быть не совсем положено, если уж мериться чистокровностью. Игнорировать их разницу в размере было трудно. Рыжий запросто бы растерзал бедного Ливерпуля, но у него всегда находились дела поважнее. Да и манера проживать дни была уж совсем безразличная и ленивая.
Старик, наконец, дошёл до лесной опушки, тяжело дыша. Повезло Ливерпулю. У его человека меньше хлопот, а потому приходил он сюда чаще, да так, что пёс уже не ждал с прежней радостью. Бим на его месте никогда бы не перестал испытывать безразмерное счастье при виде до боли знакомых рук, пахнущих домом. Но запахов он больше не чувствовал – как и остальные обитатели опушки.
Старик остановился у логова, откуда появился Ливерпуль, и, громко кряхтя, опустился на колени. Его пёс сел напротив, виляя лохматым хвостом, и только ветер мог понять, сосны это скрипят или пёс тихо скулит о прежней жизни.
– Я тоскую, – с неподдельной грустью сказал старик, сжимая высохшую траву. – Колени совсем не те, боюсь, как похолодает, не смогу приходить. Не дойду.
– Ну, будет тебе, дед. Я перезимую, а ты весной приходи, – ответил Ливерпуль.
– Вкусного тебе принёс.
В кармане зелёного пальто зашуршал пакет, и уши таксы повернулись в сторону звука, предвещавшего лакомство. Съесть, конечно, у него не получиться, но инстинкт не усыхал даже у тех, кто на опушке жил очень долго. Старые руки извлекли из пакета несколько серых ломтиков и с заботой уложили на сухую траву.
– Вот. Твоя любимая.
– Ты гляди, – воскликнул Рыжий, вытягивая шею. – Ливерных колбасок принёс.
Если бы коты умели смеяться, звук получался бы именно такой: шипящий, но мягкий. Даже Бим улыбнулся – только по-доброму, честно.
– Спасибо, дед. – Такса досидела до последнего, наблюдая, как человек тяжело подымается и исчезает за границей поляны. – Слышать ничего не желаю!
Эти слова предназначались Рыжему, но разве подобное могло его остановить?
– Ты не злись, Ливер, – хмыкнул кот. – От судьбы бегать что себя обманывать.
– Дед футбол любит! Это команда такая, ему меня внуки подарили, когда они кубок взяли!
– Колбаски он тоже любит. Тут зависит от того, под каким углом на ситуацию смотреть.
– Смотри с моего угла!
– Нет, нужен независимый угол.
– Тогда пускай Бим им станет!
Бим нахмурился. Ему нужно своего человека ждать, а не глупостями заниматься. Он подумал и решил:
– Мне нравится Ливерпуль. – Такса победоносно забила хвостом. Рано обрадовался. – Но Ливер звучит по-домашнему.
– Что-то я не понял, – нахмурился пёс. – Ты под чьим углом смотришь?
– Под своим.
Они замолкли, наблюдая, как листья тихо осыпают землю.
– А дед как тебя звал? – прозвучал тихий незнакомый голосок слева.
Все обернулись. Маленький чёрный котёнок, только месяц отроду, внимательно смотрел на Ливерпуля. Новенький. Тихое сердце Бима сжалось сильнее.
– По-разному, – ответила такса. – Бывало, Дружком. Бывало, Ливерпулем. А иногда и Манчестером. Но это только когда я его тапки грыз от скуки.
– А как звали меня? – спросил котёнок.
На опушке снова стало тихо. Все внимательно наблюдали за большими синими блюдцами, обрамлёнными чёрной гладкой шерстью. Красиво. Как небо ушедшим летом, подумалось им.
– А ты откуда? – осторожно спросил Бим.
– Из мешка. Ходил вокруг, ждал чего-то. Может, кого-то. Но не дождался и сюда пришёл.
– А что ты помнишь?
Котёнок задумался, неуклюже перебирая лапами. Совсем кроха.
– Маму помню. И молоко, – наконец ответил он.
– И всё? – поинтересовался Ливерпуль.
– И всё.
– Повезло, – добавил Рыжий, и собаки посмотрели на него новым взглядом. Никто ведь не знал, как появился Рыжий. Вроде всегда тут был, а допрашивать – никакого смысла: не ответит да ещё неприятное вдогонку скажет.