Сказки для долгой ночи

Поставил он клетку у берега, сам повернулся к прекрасной девице. Хотел увлечь её разговорами, вопросы задавал, требовал ответов. Но дева стояла, обхватив тело руками, всё в землю-мать смотрела и оглушительно молчала. Начал Человек кричать на неё, про силу и умения рассказывать, объяснять, что главный он теперь по праву сильнейшего. Сесть ей сказал – она села. Подняться велел – поднялась. Покружиться попросил – закрутилась дева на месте. Словом ответить приказал – молчит. Что бы ни делал он, дева, как послушная кукла, оставалась немой и безликой. Посмотрел он на клетку, а из-за прутьев на него с укором глядела Младшая.

Вытянулась тут еловая ветка, смахнула клетку прямиком в реку – сам лес ожил, чтобы дитя своё защитить. Подхватила хрустальное птичье заточение резвая рыба, понесла на другой берег, хвостом махнула и выбросила на сушу. Тут из леса выпрыгнул серый волк, толкнул клетку на камень и разбил. Освободилась Младшая из колдовского плена. А из древесной темноты уже летят Средняя и Старшая. Помогли они сестре выбраться из осколков и вместе с ней скрылись в глубине ветвей.

– Стой! Куда? Воротитесь сейчас же!

Кричал Человек, плакал, топал грозно на берегу, но не было ему ответа. Вдруг услышал он хруст веток под чьими-то ногами, обернулся и увидел белоснежную женщину.

– Хозяйка тамарисковая, помоги!

– Не помочь тебе теперь. Только Человек мог испытания пещеры пройти да сестру свою пленить. А людям нет места в нашем лесу. Чуют тебя лесные звери, не слушают больше твоих речей ни озёрные мавки, ни леший. Нет тебе больше нашей защиты. Ступай к своим собратьям да улов законный забирай, – кивнула Хозяйка на деву, что стояла всё так же тихо. – Украл ты человечий облик у вещицы-сороки, да только это всего лишь маска, а суть её – вон, упорхнула с птичьими сёстрами. Будет эта дева слушаться тебя во всём, главным тебя считать, как ты и хотел. А теперь ступай к своему народу. И прощай навсегда.

Исчезла Хозяйка, будто не было её, и остался Человек с девой да луком один на берегу. Делать нечего – повернул к людскому селению, а деве наказал следом идти.

С тех пор жил Человек среди людей: работал, рыбачил, ходил на охоту. Слова волшебные стал забывать и только во снах на родную опушку возвращался. Плакал он после тех снов, но обратного пути не находил. А дева, которую с собой привёл, с каждым днём истончалась, всё прозрачнее становилась и в один зимний день вовсе исчезла. Так и прожил Человек новую жизнь, пока не ухнула по нему ночью мрачная сова.

А сороки стали людей избегать, подальше от их селений дома строить. Постепенно лес забыл о Человеке, воды исцелялись от яда, берега вновь зазеленели. И только Младшая в вечном облике птичьем сидела порой на розовом тамариске и вспоминала с белоснежной зайчихой маленького Мальчика с чистым сердцем.

Замерший град

Нельзя смерть обмануть много раз – так говорят. Да не знает люд, что Смерть только рад, подыграть игроку, который слова подберёт, пусть и пять раз подряд.

У мистера Смерти день скучноват, каждый раз повторяет он тот же обряд. А если вдруг кто угадает секрет, как его обмануть, тот на шесть лет обретёт новый путь. Ну, или на четыре, тут как посмотреть – в каком настроении будет мистер Смерть. И правило, в общем-то, у него лишь одно: каждый раз новый способ. Так заведено.

И есть у Смерти, любителя юмора почерней, долгожитель-любимчик среди всех людей. Царевич этот уж и к ведьмам ходил, и к Кощею на чай, и каждый раз его кто-нибудь да выручал. Так и жил Царевич много лет, берёг свой народ, и никто не был против, ведь на границе стоит и вот-вот нападёт вражье войско на земли родные. Только Царевич знает хмельные баллады да речи колдовские, чтобы иродов изгнать. Но пора и честь знать.

Пришёл народ, стал просить чего нового да получше. Даже Смерть разнообразие любит, а народ чем хуже? Царевич взревел и рукою махнул, тайные речи сказал, подмигнул каждой тени от камня ли, человека. Отделились они, и теперь не помеха им ни солнце, ни блик, ни другая материя – обвили людей, обвили деревья, обвили колосья ржаные, берёзы глазастые. И замер навечно весь град в одночасье.

Люди терпели, люди смирились, от страха уж наземь все повалились. Царевич всё ждал – наконец-то взмолились. Так игры со Смертью ему все простили, лишь бы их дальше жить отпустили. «Ладно поёте, – Царевич сказал. – Но как смуту почую, так сразу в подвал». Ушёл он в покои и там пропадал, пока люд его тихо, смиренно ждал. Как Царевич уйдёт, народ сразу в пляс, как вернётся – тут уж все пас. Стоят, не шелохнутся. Не выделяются. За здравье не чокаются.

И не продвинуться больше ни взад, ни вперёд, коли Царевич смотрит на них да куёт то латы златые, то ладный крест, то плети плетёт, чтобы наперевес службе учёной селить в людях страх. Он его уважением зовёт, на свой лад.

Так дни и бегут. Усмехается Смерть. Больше не смею писать – Царевич вышел. Смотреть.

Дина Полярная

Опушка

Бим, совершенно не чёрное ухо, сидел на лесной опушке, тяжело вздыхал.