Сказки для долгой ночи

Бим хотел что-то добавить, но отвлёкся на торопливые шаги с поляны. Человек. Его человек шёл и держал за руку косолапую девочку в плюшевом костюмчике.

– Идут, – словно боясь спугнуть, шепнул Бим, – мои идут.

Внутри разлилось тепло, будто кто печку растопил. От радости пёс вскочил с места и завертелся юлой. Пара остановилась у кромки леса, совсем немного не дойдя до того самого места.

– Ты, наверно, Бима уже не помнишь, – сказал человек девочке. – Но он, пока ты маленькой была, на спине тебя возил.

– Возил, возил, – закивал Бим. – Я и сейчас могу!

– А где он? – недоумевал ребёнок.

– Здесь. – Родная рука, чесавшая Бима за ухом десять лет, указала на опушку.

– Я не вижу.

– А я всегда его вижу, пока помню.

Грусть в глазах человека была отражением тоски Бима в его сердце. Никто не заметил, но они действительно смотрели друг на друга. Чувствовали, что стоят рядом. Сосны замерли. Нехорошо тревожить родные души в такие минуты. Здесь они бывают не у всех.

– Я вернусь, – только и сказал человек.

– Я буду ждать, – только и ответил Бим.

Человек взял девочку на руки, и они, не торопясь, зашагали по поляне. Ребёнок поглядывал на опушку и улыбался, словно вспомнил чёрного пса с белым ухом. Никто так и не заговорил, пока смешной плюшевый костюмчик совсем не исчез из виду.

– А мама ко мне придёт?

Синеглазый котёнок спросил совсем тихо, возможно, даже не желая услышать ответ. Маленький куцый хвостик.

На поляне всегда появлялись домашние, место здесь было такое. А подобные новенькому оставались неприкаянными. Ни одно место не держало их, часто с болью в воспоминаниях. Безымянные – вот как их звали тут. Никто к ним не приходил.

– Я хотел бы… Тоже хотел бы иметь имя…

Рыжий медленно повёл головой.

– Я отдам тебе своё.

– Правда? – удивился котёнок.

– Правда. Мне оно не пригодилось, а тебе в самый раз.

– И как меня зовут?

– Мечта.

Ветер подхватил имя и отдал котёнку. Держи мол, твоё теперь. Бим отвёл глаза с поляны на взрослого кота. Теперь он понял, кто такой Рыжий. Хоть и домашний, не безымянный, но так и остался котёнком, который просто мечтал, чтобы его любили.

Александра Яковлева

Колыбелька

Обычно Гоша приходил уже в сумерках. Возникал среди тёмных кустов сирени и шёл к нашей компании, как-то смешно подпрыгивая и помахивая красной верёвочкой, которую всегда носил с собой. Мы никогда не спрашивали, где он живёт и почему ходит в наш двор, а сам он не рассказывал. Да чего спрашивать, и так понятно: если поздно отпускают, значит, много дел, значит, из частных. А ещё от него пахло тиной.

На тот год выпало особенно жаркое лето. Мы сбивались в стаю по вечерам, когда с реки несло прохладой, и ждали Гошу. Разговоры о музыке, фильмах, комиксах быстро сходили на нет. Паузы тянулись, мы всматривались в темноту сиреневых кустов. Макар каждую минуту проверял время. Кирилл шумно нюхал воздух, наконец объявлял: идёт.

Вот и тогда.

– Идёт!

– Где? Где? – Макар подскочил на лавке. – Да ты гонишь!

– Не гоню! Сейчас явится: тиной запахло. – Кирилл постучал пальцем по носу. – У меня супернос.

– Ага, и суперух и суперглаз. – подхватила я. – Ты и про автобусы так же говоришь, типа: вот, он едет, я вижу. Понятно, что едет… Где-то там. У него же расписание.

Я вдавила в переносицу очки, прищурилась: никого. Но тут сирень и правда вздрогнула, ветки раздвинула рука с красной верёвкой на пальцах.

– Говорил же.

Кирилл приосанился. Макар ткнул его кулаком в плечо.

У Гоши тоже было расписание, только своё, не зависимое от времени. Иногда, в пасмурную погоду, он приходил пораньше. А в дождь и вовсе являлся, когда вздумается. Макара однажды отправили по мокроте за молоком, он спустился во двор, а там – Гоша. Тупо стоит в луже и шлёпает кедом по воде. Макар его спрашивает: «Чего так рано вылез?» А Гоша ему и молвит человеческим голосом: «Так дождь, мамка отпустила».

Вот тогда, сведя всё воедино, мы и поняли, откуда он. В хорошую погоду допоздна помогает матери по хозяйству, а где ещё может быть столько хозяйства? Только в частном доме: сад-огород, козы да куры, почини то, приколоти это… Ещё и Кирилл заладил: тиной пахнет да тиной пахнет. Кириллу с его суперносом, конечно, видней. Раз пахнет и камнями не бит, значит, ходит на озеро. Значит, свой у них.

Деревянные дома начинались за два квартала от нас и опоясывали весь центр города. Центровые туда не совались. Чумазые хмурые дети, такие же худые, как их велосипеды, рассекали среди гусей и уличных колонок и чужакам не давали спуску: камней на разбитых дорогах валялось с избытком. У частных было только одно сокровище, которое они яростно охраняли: озеро. Спрятанное в камышах, под защитой велосипедного патруля, оно оставалось для нас лишь манящим голубым пятном на онлайн-карте.

Гоша пожал нам всем руки и упал на лавку рядом со мной.

– Сегодня ты поздно, – сказал Макар. – Загоняли по делам?

– Типа того.

Он устало привалился к моему плечу. Я не удержалась и осторожно понюхала. От Гоши и впрямь несло, как из погреба с испорченной капустой. Я сморщилась, и Кирилл сразу заметил. Он подмигнул мне, мол, говорил же, а ты не верила.