Сказки для долгой ночи

– Чем маялись весь день?

– Жарой маялись, – ответила я. – Даже в футбол не играли.

– Когда уже это кончится! – подхватил Кирилл. – Я весь день дома под кондёром провалялся…

Я закатила глаза:

– Ты супертактичный, конечно. Кто-то под кондёром валяется, а кто-то, может, пашет как проклятый.

– Это точно: как проклятый. – Гоша поднял голову с моего плеча, отстранился. Я примирительно пихнула его локтем:

– Прости.

– Да всё нормально. И правда, скорей бы дождь. Хочешь?

– Хочу, конечно.

Кирилл и Макар взялись мериться, кто из них больше страдает от жары, а я наблюдала за Гошей. Он снова стал плести свою криповую колыбельку из красной верёвки. Верёвка опутывала все его пальцы, и между ладоней выходило что-то вроде паутины. Он часто так делал, когда о чём-то думал. Паутинка. Гамачок. Звезда. Чёрная дыра в красном шатре. Паутинка. Гамачок…

Я как-то спросила, откуда он понахватался такой дичи, а он сказал, что мать научила. Тогда я попросила и меня научить, а он сказал: «Тебе это не надо». Нормально, да? Я всё хотела найти ролики на ютьюбе. Вот освою, покажу Гоше, совру, что меня бабка научила, – пусть не думает себе, будто я какая-то неспособная. И даже вот такой сложный узор смогу, как у него: плотное плетение, круглая дырка посередине. Гоша поднял руки и посмотрел через дырку на нас. И наконец-то сказал:

– Айдате до озера.

Мы переглянулись: неужели!.. Это не обсуждалось, но когда стало ясно, что Гоша из частных, все только об озере и думали. Кажется, пацаны его и терпели-то исключительно ради озера. Запах тины тянулся от Гоши и окутывал нас одним большим облаком, словно мы уже все оказались среди камышей и по колено в зелёной жирной тине.

– До того самого? – Макар делал вид, что ему неинтересно, но я-то знала.

– До того самого. Айдате, искупаемся.

– Ура! Озеро!

Кирилл первым не выдержал: подпрыгнул да так и побежал, вприпрыжку. Мы все тоже ломанулись. Гоша тащился в хвосте, я пару раз оглянулась, чтобы не потерять его по дороге. Без Гоши вся затея бы накрылась. Но он умудрялся не только бежать – ещё и возился со своей верёвкой. То выпутает из неё пальцы, то снова запутает. Зрелище, конечно, завораживающее. Хотелось поравняться с ним, чтобы рассмотреть внимательнее, но ноги сами собой стучали по асфальту всё быстрее, и быстрее, и быстрее. Мимо гаражей и детского сада, мимо «Пятёрочки» и голубой колонки, заросшей травой. От колонки веяло прохладой и частным сектором. Вода в ней была халявная. Мы иногда прибегали попить и облиться с головы до ног, а серьёзные дядьки мыли здесь навороченные тачки.

Колонка – это первая примета. Вторая – две старые ивы на перекрёстке. За ними уже начинался частный сектор: до озера, если верить карте, минут пять бегом.

Макар и Кирилл даже не остановились, чтобы подождать нас, – нырнули в кусты и пропали. Только смех остался, повис, словно на красной верёвке. Я честно дождалась Гошу. Всё-таки из-за своей нервической привычки он тормозил. Наворотил уже такую канитель на пальцах, что я вспомнила не к месту о бабуле и её ножницах. Этими ножницами она резала всё подряд: воздух между ножками у малышей, колтуны на моей голове, пряжу, пуповины щенятам… Вот бы мне тогда эти ножницы.

– Ты ок? – спросила я, кивая на его красные, перекрученные пальцы. – Тебе удобно так?

– Нормально.

Гошу не потроллить. Он вообще какой-то непробиваемый по части сарказма. А там, в сумерках под ивами, вдали от жёлтой уличной подсветки, превратился в совсем взрослого, даже немного в старика. Сухой, руки скрючены, как ветки, перемотаны этой дурацкой верёвкой, весь бледный, будто выветренная кость. «Странно, – подумала я и сама удивилась, почему только теперь. – Странно как. Лето жаркое – а он даже не загорел».

– Пацаны не потеряются?

Я оглянулась на ивы, отводя глаза. На самом деле хотелось смотреть только на его связанные пальцы. Было в них что-то неправильное, вывороченное. Стыдное и одновременно жуткое. Белые, как кости, они переплелись так, что казалось, их не десять, а все двадцать. Я ткнулась спиной в дерево. У Гоши в красной колыбельке шебаршилась как будто ещё одна пара мосластых рук. Паутинка. Гамачок. Звезда. Чёрная дыра в красном шатре. Паутинка. Гамачок…

– Никуда они не денутся, – протянул Гоша. – Я же вас веду. Пошли.

Мне хотелось возразить, что, вообще-то, он тащился последним. Но Гоша снова засучил руками, как псих, и я не смогла выдавить ни слова. Одиннадцать вечера, что я тут делаю, в кустах, за гаражами, с этим?.. Кто он вообще такой? Я ничего не знала о Гоше, кроме его имени и кошачьей колыбельки из засаленной красной пряжи. Посреди жаркого лета мои ноги вдруг замёрзли и приросли к земле.

– А ты крутая. – Он подошёл близко-близко. Потянуло болотной кислятиной. – Круче этих двух дебилов. Их не жалко, они ничто. Так что лучше забудь.

– Как ты это… делаешь?

Язык едва ворочался, я совсем не то хотела сказать. Я хотела сказать: пошёл ты с такой дружбой, Киря и Макар отличные, а вот ты – криповый чёрт из деревни, ещё, наверное, под кайфом.