Сказки города

Лин медленно подъезжала к заграждению. Джимми плотнее закутался в балахон и надвинул капюшон еще ниже. Рони максимально высунулась, чтобы загородить его от глаз охраны.

Толстяк в форме увидел на стекле VIP пропуск, мельком взглянул на Лин и кивнул. Она выдохнула. Машина двинулась вперед.

– Вот они! – сказал Фрэк. – Вовремя.

Айзек вытянул шею и увидел Лин, Бобби и огненную шевелюру Рони. А рядом с ней…

Фигура в черном балахоне повернулась и посмотрела прямо на него. Ее лицо было скрыто капюшоном.

– Это Джимми, – сказал Рыбешка.

– Да… – подтвердил Пух. – Этот балахон Геката принесла.

– У него получилось, – завороженно сказал Айзек.

И вдруг все понял.

– Идемте.

Они шли с разных сторон – Джимми по земле, а его группа – по сцене. Они одновременно достигли середины. Толпа окатила их криками и аплодисментами. Фигура в черном балахоне подняла руки – желтые, худые руки мумии – с оттопыренными большими пальцами. Айзек повторил жест.

– Давай, Джимми. Ты должен, – пробормотал Айзек.

– Что? – не понял Фрэк. Он посмотрел на фигуру. – О боги.

На плече у Джимми висела гитара.

Толпа видела, как на сцену вышел «Мертвый единорог». Они поприветствовали публику, подошли к инструментам, и все глаза толпы впились в новичка. Совсем мальчишка… Он подошел к микрофону, подключил гитару, а потом вдруг отступил в сторону. К нему медленно подошла высокая фигура в черном балахоне. И в руках у нее была…

– Это же Мейзи! – крикнули в толпе. – Это гитара Джимми!

Пух протянул фигуре шнур. Она ловко подключила гитару. Пальцы легли на струны. Полетели звуки. Фигура подправила микрофон и попросила:

– Тони, добавь немного в монитор.

Толпа замерла. Толпа узнала голос. Над полем повисла абсолютная тишина.

– Привет, – сказала фигура. – Давненько не виделись, а?

В тишине раздались первые неуверенные хлопки. Секунду спустя это было звуковое цунами. Джимми подождал немного и взял аккорд. Толпа стихла.

– Вы не очень понимаете, что происходит, да. Все верно, это действительно я. И я действительно мертв. Согласен, жутко. С вашего позволения, я не буду снимать капюшон.

Смешки в толпе.

– Все дело в том, что я многого не успел. Я не был в Гималаях, не снялся в кино – да, это правда, я действительно должен был играть того парня, но Джонни в итоге отлично справился.

Снова смешки. Напряженное ожидание.

– Самое главное – я не успел попрощаться. – Джимми чуть помолчал и поднял руку, чтобы поправить волосы. Толпа вздохнула. Это был чертовски характерный жест. Джимми вспомнил о капюшоне и смущенно усмехнулся. Потом продолжил:

– Я не успел сказать своей семье, какие они потрясающие. Я не успел сказать ребятам, как я чертовски рад, что мы встретились.

Он повернулся к группе.

– Вы абсолютные психи, парни. Я вас люблю.

Шквал аплодисментов. Аккорд. Тишина.

– И я не успел попрощаться с вами. И кое-что сыграть. – Он выдержал паузу. – Сразу говорю, мы это не репетировали.

Пальцы Джимми скользнули по струнам. Он на мгновение замер. И заиграл.

Музыканты встраивались постепенно, сперва Айк, потом Фрэк, за ним – Рыбешка и, наконец, Пух. Это был чистый свет. Он ревел, и обволакивал, и пробирал до самого нутра, вышвыривая из души все лишнее. Он прощал грехи и тянул к новым. Он был в каждой клетке, заставляя ее трепетать от счастья и рыдать от сознания собственной смертности, тут же убеждая, что никакой смерти нет, есть лишь музыка, и пока она звучит – мы бессмертны. Звук обрушивался с небес, восставал из-под земли, и был всюду, и был всем.

И это должно было длиться вечно.

Но Джимми опустил гитару. И все затихло.

Медленно, очень медленно люди выходили из транса. Джимми стоял перед ними, как черный ангел, только что укравший их души и вернувший их обратно.

– Спасибо. А теперь… – он снял гитару и протянул ее Пуху. Пух плакал. – Давай. Порви мир пополам и сшей заново. Ты умеешь.

Пух отложил свою гитару и осторожно взял из рук Джимми Мейзи. Пальцы Джимми разжались. Он упал. Капюшон сполз с головы.

На огромном экране отобразился череп мумии. Толпа ахнула.

– Уберите камеры! Отключите!

На сцену выскочила охрана и засуетилась вокруг мертвого тела. Пух стоял над ним, и почти ничего не видел от слез.

– Играй, Пух, играй! Ну же!

Это был Айзек. Но как можно играть, когда Джимми нет, когда пустое тело лежит здесь, и… Играй, Пух. Именно поэтому – играй.

Он подошел к микрофону и глубоко вздохнул, чтобы выровнять голос.

– Да. Это все было по-настоящему. – Пух дождался тишины. – За Джимми!

Он коснулся струн.

И музыка ворвалась в мир, чтобы сделать людей бессмертными.

Таисия

Девочка была крошечной, хрупкой, как незабудка. Только имя у нее было громким, будто где-то высоко кричали птицы – Таисия, Таисия… Мать всегда говорила – имя свое береги, не позволяй с ним вольничать. Таей, Таюшкой будь только с самыми близкими, теми, кто знает, какая ты на самом деле большая и сильная. Девочка смеялась – я, да большая? Я, да сильная? Но завет выполняла, и почти для всех всегда была Таисией.