Сказки и истории

Сара появилась у меня через два дня, грязная и взъерошенная. Несколько дней она только спала и ела, а когда я ее гладил, то чуял самый скверный запах, который может исходить от кошки: жирной влажной земли и свалявшейся шерсти. Так кошки пахнут, когда собираются умирать. Все это время она молчала, я тоже не донимал ее расспросами. Но на радостях делал по десять страниц в день.

Когда скверный запах исчез, Сара снова попросилась на улицу. Я выпустил ее и пошел следом.

Она не стала забираться под скамейку, а села прямо в темном проеме подъезда, и сидела так до тех пор, пока не появилась хозяйка. Та поставила на асфальт пакет и молча уставилась на свою кошку. Сара ждала.

– Явилась? – наконец произнесла хозяйка. Сара встала и неловко потерлась о ее ноги.

– Все вы меня ни в грош не ставите, – сказала хозяйка. – Горазды стали приходить и уходить, когда вам хочется.

«Ты бы это не кошке говорила, – подумал я. – А Игорю своему. Нашла, на ком твердость характера отрабатывать».

Сара потерлась настойчивее. Но хозяйка была явно не в духе.

– Иди гуляй дальше, – сказала она. – Давай, иди. Нечего тут делать вид, будто я тебе и правда нужна.

Сара села поодаль и лизнула лапу. Хозяйка подняла сумку и прошла в подъезд. Сара неуверенно шагнула за ней, потом развернулась и побежала прочь. Из подъезда выскочила хозяйка с криком «Глаша!», метнулась обратно, звеня ключами, я услышал, как хлопнула дверь, а потом хозяйка вылетела во двор, уже без сумки, и помчалась по дворам, причитая: «Глаша, Глашенька, кошечка моя, ну прости меня, ну, пожалуйста».

Я варю кофе и поглядываю в открытое окно. Что-то Сара задерживается. В соседнем дворе у нее появился ухажер, я очень рассчитываю на котят к концу лета. Я варю кофе и думаю о чувстве любви и чувстве вины. Тогда, месяц назад, Сара пришла еще грязнее, чем обычно. Когда я взял ее на руки, то увидел мелкую россыпь влаги вокруг глаз – кошкины слезки. В первый момент я подумал, что у нее загноились глаза и потянулся к аптечке, но она фыркнула: «Брось, ерунда». А потом добавила: «Я совсем ушла. Я перестала понимать себя и испугалась».

«Я знаю разницу между чувством любви и чувством вины, – сказала она. – Я знаю ее у людей, знаю у себя. Мы живем тем, что чувствуем разницу между тем и этим. Между «есть» и «могло бы быть». И я испугалась, когда перестала ее чувствовать. Так делают только люди. Я испугалась, что перестану быть кошкой».

Я попытался ее утешить – все-таки я переводчик.

«Люди часто выдают одно за другое, – сказал я. – Потому что с чувством вины иметь дело гораздо легче, чем с чувством любви. И если одно на другое подменили еще в детстве, приходится так и жить – ссорится и мириться, выгонять, уходить, а потом возвращаться, просить прощения и прощать».

«Я знаю, – сказала Сара. – Пусть так будет у людей, я не против. Но ни одна кошка не может позволить втянуть себя в эту игру. Для этого надо быть человеком, говорить на вашем языке и слышать то, что говорят, а не то, что имеют в виду. Я не могла себе это позволить. Дай мне, пожалуйста, поесть».

От нее больше не пахнет землей и сухой шерстью, моя Сара лоснится, по ее пестрой шкурке пробегают искры, когда я ее глажу. Я варю кофе и посматриваю в окно. На лавочке перед подъездом сидит Бабанадя с неизменным вязанием в корзинке. Завидев бегущую домой Сару, она начинает сюсюкать: «Кис-кис-кис, какая славная кошечка завелась у нас на первом этаже, ты ж моя сладкая. Как он тебя зовет, а? Была бы собачка, звали бы Му-Му».

Сара дергает хвостом, обходит ее по большой дуге и ныряет в подъезд. Я снимаю кофе с плиты и иду открывать.

Клуб держателей вымышленных существ

Первый раз увидел объявление на «стенке» в ветклинике, заходил за лечебным кормом для Фигни. Пока ждал очереди, читал все подряд, наткнулся.

«Клуб держателей вымышленных существ всегда рад новым членам».

Подумал: ну ничего себе. И на всякий случай списал адрес, где-то в центре.

Второй раз – прямо в городе, мелком на стене: «Ищу пару карликовому дракону, пол не важен, обращаться в Клуб держателей вымышленных существ».

А в третий раз увидел, как объявление с крупным кеглем (в глаза сразу бросилось «Клуб» и «существ») отдирает от стены Васька.

Отдирает ожесточенно, тщательно, не просто срывает со стены, а счищает все до последнего клочка. И узнал-то Ваську по сосредоточенному сопению, с которым она делала все важные вещи, прежде всего – рисунки.

Не видел ее уже года три, в общем-то, с тех пор, как она бросила второй курс, а ведь с детского сада были не разлей вода.

– Привет, Василиск, – сказал ей прямо в ходуном ходящие лопатки. – Ты чего это на них ополчилась?

Она подскочила, обернулась – мастихин торчал в кулаке финским ножом, – но почти сразу узнала и, кажется, совсем не обрадовалась.

– Привет, – сказала Васька мрачно и швырнула мимо урны ком бумаги. – Ты их что, знаешь, что ли?

– Да нет. Просто натыкаюсь всю неделю на их объявления, то тут, то там. Уже даже думал проверить, существуют ли они на самом деле.

– Они существуют! – рявкнула Васька. – Чтоб им провалиться!

Предложил: