Сказки и истории

– Давай я напою тебя кофе, а ты мне расскажешь? Во-первых, я тебя сто лет не видел, а во-вторых, я умираю от любопытства. Ты туда пантеру свою повела?

Пантера у Васьки была с книжки «Маугли» – книжку эту они зачитали едва ли не до дыр, Васька – за приключения, а он – за иллюстрации. Иллюстрации были сепиевые, тонкие, точные, он перерисовал их все до единой, и это был его первый анатомический атлас, и только гораздо позже, уже в художественной школе, он вдруг обнаружил, что они – акварельные.

А у Васьки с тех пор завелась невидимая пантера, и столько, сколько он срисовывал ловкую, сильную фигуру повелителя джунглей, столько раз она рисовала черный поджарый силуэт с буграми мышц на мощных лапах.

Васька дождалась, пока ей принесут заказанный капучино, высыпала коричневый сахар поверх пенки, отхлебнула и почти спокойно ответила:

– Ну да. Ходила вокруг их объявлений всю весну, а потом решила: дай хоть проверю, что за птицы такие. И понимаешь, сначала было так здорово. У них у всех кто-то есть. И почти у всех – с детства, с начальной школы, как у меня.

– Много их там? – спросил, чтобы она не молчала.

– Десяток, может, больше. Раз в неделю собираются, но ходят не все. Там Лисицкий сейчас за главного.

– Который Лисицкий? У которого выставка сейчас в Манеже?

– Ага, он самый. Там вообще звезд много. Я сперва подумала – надо же, прикольно, живые люди, оказывается. Рассказывают, показывают, даже рисунки и повести приносят. Ковалев тоже там.

– Это тот Ковалев…

– Ну да, который «До края мира и дальше» и сериал про звездный десант. Он самый.

Спросил уже с любопытством:

– А кто у него?

Васька усмехнулась.

– У него – манулы. Толстые и важные, как он сам. Баюн и Скарабея. – И, явно передразнивая, прогнусила: – Очень жаль, но котят у них пока так ни разу и не было!

Сказал:

– Ты сперва подумала – прикольно. А потом перестало быть прикольно?

Васька яростно размешала в чашке остатки капучино и выпила залпом.

– Снобы они оказались и жлобы! Я сначала уши развесила, всегда думала – я одна такая, псих, ну и ладно, а тут – целый выводок, и поди назови их психами, у кого – книжки, у кого – фотовыставки, кто – миллионами ворочает, я видела, на какой он машине уезжал. Ну, я на паре собраний посидела, а потом Лисицкий и говорит: а в следующий раз наши новые члены расскажут нам о своих существах, чем живете, как кормите, думаете ли размножать.

– И чего ты? Больше не пришла?

– Щаз! Подготовила доклад, как дура, вышла вся такая собой довольная. Вещаю, как у меня пантера появилась, как я с ней разговариваю, как она возникает рядом всякий раз, когда мне нехорошо, как она меня от ангины лечила…

Васька, Василиса, Василиск, свой парень и талантище, с людьми всегда сходилась крайне тяжело. Вот разве что они вдвоем были с детского сада попугаи-неразлучники, но на то были свои причины. И пантера была у нее за всех: и за подружку, и за маму, и за любимую бабушку. «Не наступи ей на хвост, – говорила Васька, когда он приходил ее навещать, обернутую ватными компрессами, – она у меня тут всю ночь лежала рядом и сейчас лежит».

Старательно обходил невидимую пантеру, выдавал апельсины и зефир, домашку по математике и физике, слушал глухое ворчание сбоку и жалобы на гнусный отит – из подушек. У Васьки всегда все было всерьез.

Снова спросил:

– Так и чего ты?

– Ну, я изложила, и тут кто-то и мэтров брякает:

«А имя ее вы знаете?» Я говорю – нет, мне никогда не нужно было. «А чем же вы ее кормите, неужели только своими бедами и болезнями?» Я такая – что-о? А Лисицкий мне так покровительственно: ну вот же вы сами рассказали, посидеть, обнявшись, пожаловаться, когда плохо, и что, на этом – все? Ах ты ж, думаю. А сама еще вполне вежливо спрашиваю: а вы-то чем своих кормите? И тут их, понимаешь, прорвало. Они, понимаешь, верят, что все, что они делают – это кормит их выдуманное существо. Держатели они, тля! Я говорю – я ее не держу, она мой друг! Ну да, говорит Лисицкий, жилетка и нянька, и вы даже имени ее не знаете, хороша дружба.

Поставил перед Васькой еще одну чашку кофе, она только кивнула. Сказал ободряюще:

– Но ведь ты ее рисовала.

– Давно, – отозвалась Васька. – Я вообще рисовать бросила.

– Совсем бросила?

– Ну, ты же бросил?

– Я ювелиркой занялся. Пока не очень идет, но все-таки идет.

– Правда? – оживилась Васька. – А покажи!

– Потом как-нибудь. Ты дорасскажи, чем кончилось.

– Ну, чем-чем. Я им высказала. Что они тут все лопаются от собственной успешности, а я вообще ни с кем о своей пантере никогда не говорила, не то что задумывалась – а чем ее кормить. Она же выдуманная, кормить! Я ж думала, я хоть кому заикнусь – меня ж в психушку упрячут! Нельзя так с новичками, новичков учить надо, а не мордой по столу возить, ничего себе, «клуб всегда рад новым членам», да подавитесь вы своим членством!

Подумал: сказать ей, что он – это не совсем «ни с кем», но решил, что сейчас некстати.

– Козлы немытые, – закончила Васька и снова залпом допила чашку. Потом посмотрела на него, будто он был самым немытым из них, и тем же тоном поинтересовалась: – А ты что не заходишь? Давно уже не заходишь.