Сказки и истории (том 2)

— И верно, дорога от Копенгагена до Корсёра — настоящая жемчужная нить, — сказала бабушка, услышав то, что и мы с вами только что прочитали. — Для меня она навсегда осталась жемчужной нитью, а было это сорок лет тому назад. Паровых машин тогда еще и в помине не было. У вас вон на эту поездку уходит всего несколько часов, а нам нужно было несколько дней на нее потратить. Было это в тысяча восемьсот пятнадцатом году, мне тогда двадцать один год минуло. Славный это возраст! Да, впрочем, и седьмой десяток — тоже славный возраст, да и счастливый! В мои-то годы побывать в Копенгагене считалось в диковинку, не то что теперь, для нас он был всем городам город. Родители мои решили тогда во второй раз за двадцать лет наведаться в столицу и меня свозить; об этой поездке у нас уж несколько лет шли разговоры, и вот наконец-то мы и взаправду поедем! Мне казалось, что с этой поездки все переменится, словно какая-то новая жизнь начнется; для меня-то оно, можно сказать, так и вышло.

Вот пошло у нас шитье да сборы, а когда настало время в путь отправляться, сколько тут собралось добрых друзей попрощаться с нами! Шутка ли, такая поездка! Утром мы выехали в старинной голштинской колымаге моих родителей, и когда проезжали по улице, то изо всех окон нам кивали знакомые, пока мы не миновали ворота святого Йоргена. Погода стояла чудесная, распевали птички, и так все было радостно, что поневоле забывалось, какая долгая трудная дорога предстоит нам до Нюборга. Туда мы приехали под вечер. Почта прибывала поздней ночью, а без нее паром не отправлялся, но вот мы сели на паром, перед нами, сколько видит глаз, раскинулось море, до самого горизонта гладкое как зеркало. Легли мы одетые и заснули. Поутру, когда я проснулась и вышла на палубу, кругом было ни зги не видать, такой стоял туман, услыхала я петушиный крик и догадалась, что солнце встает; тут зазвонили колокола, — да где же это мы? Туман рассеялся, а мы все еще были в виду Нюборга. Днем подул наконец ветерок, да только встречный, стали мы лавировать туда-сюда, пока часу в двенадцатом ночи не добрались наконец до Корсёра. Вот и получилось, что за двадцать два часа мы проплыли всего четыре мили.

Хорошо было ступить на землю, только темень была хоть глаз выколи, фонари светили тускло и все было совсем чужое, незнакомое: ведь, кроме Оденсе, я ни в одном городе еще не бывала.

— Гляди! Здесь родился Баггесен, — сказал отец. — И Биркнер тут жил.

И сразу же старинный городок с маленькими домиками показался мне и больше и светлей, а вдобавок мы так рады были, что под ногами опять твердая земля. Уснуть я в ту ночь так и не смогла, очень уж много нового я повидала и узнала с тех пор, как третьего дня мы выехали из дому.

Встали мы спозаранку, предстояла трудная езда по ухабам и колдобинам до самого Слагельсе, да и после Слагельсе будет не легче, а мы хотели пораньше добраться до гостиницы «Рак», чтобы засветло успеть в Сорё и проведать там Эмиля Меллера, мы звали его по имени; да, да, это был ваш дедушка, мой покойный муж, пробст, а тогда он был студентом, и учился в Сорё, и только что сдал свой второй экзамен.

Пополудни приехали мы в гостиницу «Рак», она была тогда самая модная — лучшая гостиница на всем пути, да и окрестности прелестные, вы и сами, наверное, согласитесь, что они и сейчас хороши. Хозяйка там была рачительная — мадам Пламбек, весь дом у нее сверкал как стеклышко. На стене висело в рамке и под стеклом письмо, это письмо прислал ей сам Баггесен, посмотреть на него действительно было интересно! Для меня это была большая примечательность. Отсюда мы отправились пешком в Сорё и разыскали там Эмиля. Уж и обрадовался он нам, а мы ему. Как он был добр и внимателен! Вместе с ним мы посмотрели могилу Абсалона и гробницу Хольберга, видели старинные надписи, начертанные монахами, и на парусной лодке переплыли озеро, чтобы побывать на «Парнасе»; это был самый чудесный вечер на моей памяти! По-моему, уж если можно где-то на земле стать поэтом, так это скорее всего в Сорё, на лоне его мирной и прекрасной природы. Потом при луне мы гуляли по Аллее философов, которая по берегу озера и реки Флом вывела нас на проезжую дорогу, где стоит гостиница «Рак». Эмиль остался с нами ужинать, матушка с отцом потом сказали, до чего же он стал умен и собою хорош. Эмиль пообещал, что через пять дней тоже приедет к своим родственникам в Копенгаген и там встретится с нами, дело было тогда на троицу. Те часы в Сорё и в гостинице «Рак» — прекраснейшие жемчужины моей жизни.