Сказки и легенды

Темные тени мало-помалу таяли, и наступающий день окрасил пурпуром восточный край горизонта. Тогда граф убедился, что был прав в своих опасениях: к ним приближался отряд сарацин, хорошо вооруженный для охоты на христиан. Избежать встречи с ними не было никакой возможности, а гостеприимное дерево среди обширной плоской равнины не могло прикрыть собою ни коней, ни людей. К несчастью, огромный конь графа не был гиппогрифом[178]. То была лошадь тяжеловесной фрисландской породы, которая, ввиду своего сложения, не была в состоянии унести хозяина на крыльях ветра. Поэтому отважный рыцарь поручил свою душу богу и пресвятой деве Марии и решился умереть с честью. Он приказал слугам следовать за ним и как можно дороже продать свою жизнь. Затем дал шпоры своему фрисландцу и врезался в гущу вражеского отряда, не ожидавшего такого внезапного нападения от одинокого рыцаря. Неверные рассеялись в смятении, как легкая мякина от дуновения ветра, но, когда убедились в малочисленности врага, мужество вернулось к ним, и начался неравный бой, где сила взяла верх над храбростью.

Граф Эрнст бесстрашно носился по полю боя. Острие его копья несло гибель и смерть вражескому войску, и едва оно касалось сарацина, как тот вылетал из седла. Даже самого предводителя отряда сарацин, яростно налетевшего на графа, могучая рука доблестного воина проколола насквозь, пригвоздив к земле, и неверный извивался на песке под победоносным копьем, как червь, напоминая отвратительного дракона, сраженного святым рыцарем Георгием. Оруженосец Курт не отставал от него, и хотя был не очень ловок в нападении, зато искусен в преследовании. Он разил всех, кто не успевал ускользнуть от него, — совершенно так же литературный критик режет беззащитный сброд худосочных и увечных писак, дерзко осмеливающихся в наше время вступить на литературное поприще, а если иной раз какой-нибудь распаленный гневом немощный инвалид, взяв на себя роль пасквилянта и гонителя рецензентов, и швырнет в него бессильной рукой камень, то для последнего это не более как горошина, ибо он хорошо знает, что железный шлем и латы выдержат подобный удар противника.

Рейтар тоже усердно прочищал себе путь, оберегая своего господина с тыла. Но, подобно тому как девять оводов справились с самой сильной лошадью, четыре кафрских быка — с одним африканским львом; подобно тому как, согласно преданию, сто мышей одолели и заставили покориться одного архиепископа, о чем, если верить Хюбнеру[179], наглядно свидетельствует Мышиная башня[180] на Рейне, — так и граф Эрнст фон Глейхен не устоял перед более сильным врагом. Рука его устала, копье сломалось, меч притупился, конь споткнулся и рухнул на землю, залитую вражеской кровью. Падение рыцаря решило битву: сотня сильных рук протянулась к нему, чтобы вырвать у него меч, и рука его была бессильна сопротивляться.

Ловкий Курт, заметив, что рыцарь упал, потерял всякое мужество, а вместе с ним и секиру, которой так мастерски раскалывал сарацинские черепа. Он сдался на милость победителей, моля о пощаде. Рейтар, погруженный в тупую апатию, стоял молча и с воловьим равнодушием ожидал удара дубиной по голове, который повергнет его на землю. Между тем сарацины оказались более великодушными победителями, чем ожидали побежденные, и удовольствовались тем, что обезоружили трех пленников, не причинив им никакого вреда. Эта снисходительность вовсе не была актом человеколюбия; милосердие объяснялось желанием получить у пленников нужные им сведения. Неверные понимали, что от убитого врага ничего не выведаешь, тогда как целью их, собственно говоря, было получение точных сведений о положении христианского воинства у Птолемаиды. После того как пленные были допрошены, их, по азиатскому военному обычаю, заковали в цепи, и так как корабль в Александрию стоял уже с распущенными парусами, бей Асдод отправил их к султану Египта, чтобы пленные подтвердили при дворе показания о состоянии и численности христианской рати.

Слух о храбрости смелого франка дошел до ворот Великого Каира еще до прибытия туда последнего. Такой воинственный военнопленный заслуживал более торжественной встречи во вражеской столице, чем выпала на долю галльскому герою моряку[181] 12 апреля в Лондоне, когда ликующая королевская столица изощрялась в усилиях дать почувствовать побежденному всю славу британской победы, однако непомерная гордость мусульман не позволяла им признавать чужие заслуги. Вместе с целой вереницей других пленников графа заковали в тяжелые цепи и заточили в башню, где обыкновенно содержались невольники султана. Здесь у него было достаточно времени и досуга в мучительно долгие ночи и одинокие печальные дни раздумывать об ожидавшей его участи, и чтобы не изнемочь под тяжестью такого жребия, ему понадобилось не меньше мужества и стойкости чем на поле брани, где он бился с целым войском арабов.