Сказки из Тени, или Записки Пустоты

Жертва, Зверь, или … иногда ему начинало казаться, что рядом с ним попивает коньяк, предложенный нежданному гостю (лейтенанту милиции, Серому – Охотнику), брат, такой же Охотник, как и он сам… Но тут же за спиною хозяина квартиры просвечивала иллюзорная тень Черного волка, и в эти секунды Охотник непроизвольно хватался за вороненую сталь своего пистолета… ТТ, жалея что не зарядил его серебром, как того давно следовало сделать.

А было все так…

Хозяин квартиры предлагает выпить коньяка…

Охотник не против… смягчить двусмысленную обстановку позднего визита стража правопорядка.

Охотник пьет коньяк, с хозяином квартиры молча, на кухне. Не торопясь, цедит из коктельных трехсотграммовых бокалов черный «Нахимов», смакуя пятизвездный терпкий бархат, глоток за глотком.

– Ждешь? – Спрашивает Охотник.

А тот глядит прямо в его глаза.

– Да, жду…

– Меня дома, наверное, то же ждут. Жена, боюсь за нее (лжет Охотник). Если поймаю этого зверя, церемониться не буду, пристрелю. Веришь, нет…(говорит охотник чистейшую правду), – голос Охотника дрожит, он уже готов убить этого человека (уже видит, как … распластается его обездушенное тело на светлом линолеуме кухни, запачкав его своею кровью, задергается в предсмертной агонии, и затихнет вечным сном…), но почему-то медлит…

– Верю…. – отвечает хозяин квартиры, не отводя своего взгляда от серых, хищных глаз Охотника.

И только тут Охотник решает, что действительно верит этому человеку.

– Кажется, ты хороший парень, – произносит, смутившись чему-то своему внутреннему Охотник, радуясь про себя, что не вышло ЭТО во вне.

Да ты то же, вроде ничего…., – отвечает хозяин квартиры, и они пожимают друг другу руки, прощаются в прихожей, так и не зажигая в ней света.

Охотник спускается вниз, по такой же темной лестничной клетке.

И так бесплотен весь этот мир, что кажется, он, и я, и Ты, всего лишь тени, которые отбрасывает этот Город. Тени, даже у снега есть своя тень. – «Есть ли Тень у Зверя», – думает о своем, Охотник.

А за окном снегопад, в котором, теперь Охотник это знает точно, таится Зверь… там, за снегопадом…

*

Трудно говорить о неудачах, тем более тяжело выплескивать на свет неудачи свои собственные. Но Охотник делает это….. потому что так легче жить.

Он так и не смог убить волчицу, действительно не смог… именно не смог.

Он следил за ней, он гнал ее через весь Город до самого дальнего, заброшенного парка, там, где замерзший пруд и начинается уже самый настоящий лес. Он загнал Зверя на лед. Охотник видел, как волчица сменила облик. Он стоял, с пистолетом в руке, не смея ступить на застывшую гладь озера. Не смея стрелять. Не смея убить своего первого Зверя. Ловя себя на мысли, что начинает засматриваться на ее красоту. Ее грациозную звериную прелесть, серебряный пух пепельных локонов волос, и изумрудную глубину глаз, на ее наготу, и сбитые в кровь узкие щиколотки. Он видел ее крепкую грудь с выпученными от холода бутонами багровых сосков. Он даже издалека видел, как дрожит ее тело, и раскрывается пухлогубый рот, выпуская наружу клубы белого пара. Она прочла свою смерть в его глазах. А он прочел в ее глазах готовность, или желание умереть.

Охотник решил подумать о тех, кому волчица принесла смерть сама (чтобы легче было убить…), но вместо этого подумал о том: «Как ей там, на этом ветру…?».

Он увидел в ней то внешнее, что ему так не хватало… внутри, эти самые яркие краски жизни.

Но он не мог взять это так, взять от нее, и поэтому поднял пистолет… готовясь стрелять…., и тогда вскрикнув, она провалилась сквозь лед… Охотник бросился к ней, чтобы вытащить из адски холодной воды, но только чуть сам не провалился, упав на живот, он, скрипя зубами взирал, как уходит под воду прекрасная серебристая головка волчицы, его жертва, его Зверь, его маньяк, его…. желание убивать, он изрезал свои ладони о ту самую острую кромку озерного льда, но больнее всего стали сердечные раны, нанесенные такой долгожданной, желанной, случайной и предрешенной, смертью волчицы. Смертью той за кем он вел свою Охоту.

*

Он шел по спящим улочкам этого самого Города, который на протяжении прожитого, всегда считал родным, и чувствовал себя таким чужим, рядом с этими спящими улицами, подворотнями, магазинами, и жилыми домами. С каменным сердцем, давясь осколками льда, в которые на холодном ветру превращались его слезы, Охотник блуждал по Городу остаток ночи, и только под утро благодаря инстинкту, а вовсе не чувству разума вышел к собственному дому. Он поднялся к себе. Открыл квартиру, запертую на четыре замка. И рухнул в заправленную, кажется неделю, или вечность назад, койку, провалившись в индивидуальное ничто, не жаркое, и не такое ледяное и холодное, как ничто волчицы, обычное, серое, такое, каким был он сам.

*

Охотнику почти никогда не снились сны, но сегодняшняя ночь стала исключением. Исключительно хотя бы то, что проспал он около трех суток, но главное, это откровение явившееся Охотнику, откровение, о искуплении, не перед кем-то, перед самим собою, а это дороже чем чужое уважение, презрение, одобрение, либо полное безразличие к твоей персоне.