Читаем Сказки Китая полностью

— Может, почтенный старец и прав. Попробуем завтра вечером разжечь костер побольше, — решили односельчане.

На другой день вечером собрали они большую кучу сухого хвороста, прибавили в нее немного сырого, подложили сухой и мокрой травы и разожгли на площади посреди села большой костер. Дыму было от него еще больше, чем от вчерашнего пожара.

Показался опять комар-людоед, но увидел дым и повернул обратно.

Как говорится в пословице: «Один расскажет десяти, а десять передадут сотне», — скоро по всем деревням разнеслась весть, что комар боится дыма. Каждый вечер стали раскладывать в деревнях дымные костры, и комар не осмеливался больше появляться и есть людей.

Прошло несколько дней, и снова собрались на совет жители деревни. Не могли крестьяне жечь такие большие костры, уж очень много хворосту уходит. Вот если бы самого комара сжечь или удушить дымом… И снова заговорил тот старик:

— Давайте натаскаем большую кучу хвороста, в середину поставим бумажное чучело, под хворост подложим веревки, концы их будем держать в руках, а сами спрячемся неподалеку. Как только покажется комар, подожжем концы веревок, и костер вспыхнет со всех сторон.

А комар изголодался совсем, уж дней шесть ничего не ел. Еле дождался, пока стемнело. Поднялся в небо и видит: над деревней нет дыма. Сделал круг — ни души, вся деревня спряталась куда-то. Заметил вдруг комар бумажного человека на площади и бросился на него. Только хотел сорвать одежду и напиться крови, как со всех сторон повалил дым. Комар в нем так и задохнулся.

Ударил гонг, собрались все на площадь — мужчины и женщины, стар и млад, — и каждый принес с собой по охапке хвороста. Поднялся сильный ветер, раздул большое пламя. Долго пылал костер, до самого рассвета, и сгорел в нем комар-людоед.

На другой день жители всех окрестных деревень захотели посмотреть на мертвого комара. Наступил вечер, и на трупе комара закопошились маленькие комарики, совсем такие, как большой.

— Давайте хворост, сожжем этих комариков. Вырвем сорняк с корнем, — сказал мудрый старик.

— Не надо их жечь, разве эти маленькие комарики могут есть людей? — стал говорить кто-то, и все решили, что комарики ничего худого сделать не могут, и поленились сжечь их.

Вот почему комары и до сих пор живут и каждое лето кусают людей.

Только очень боятся они дыма.

Заячьи хвосты

В давние-предавние времена хвосты у зайцев были совсем не такие, как сейчас. У первых на земле зайца с зайчихой хвосты были красивые, длинные и пушистые. Они очень гордились ими, считали себя лучше всех других зверей и частенько выкидывали всякие шутки, чтобы посмеяться над ними.

Но однажды из-за такой шутки потеряли зайцы свои красивые хвосты и остались с короткими, ни на что не похожими обрубками.

Вот как это было.

Как-то зайцы играли на берегу реки и увидели на другом берегу лужайку с зеленой нежной травкой, захотелось им перебраться туда и полакомиться. Только ведь и в те времена зайцы не умели плавать. Как тут быть? Думали они, думали, вдруг слышат — булькает вода: это старая черепаха вылезла погреться на солнышке. Блеснули зайцы глазами и стали расспрашивать старую черепаху:

— Тетушка черепаха, тетушка черепаха! Говорят, у вас много сыновей и дочерей. В самом деле у вас такая большая семья?

— Правда, правда, — радостно закивала старая черепаха.

— Раз уж зашла речь о больших семьях, то наша заячья семья все-таки больше, и братьев у нас больше, — сказал заяц.

— Не ври. Почему же я всегда вижу только вас двоих? — ответила черепаха.

Она была, конечно, права, мы ведь говорили, что в самые давние времена во всем мире только и были что этот заяц да зайчиха.

— Все наши братья сидят дома, — закричали зайцы-врунишки, — поэтому ты и не видишь их. Не веришь? Давай посчитаем, тогда решим, у кого семья больше!

— Как будем считать? — спросила черепаха.

— Сегодня будем считать ваших детей, а завтра уж наших братьев.

— Хорошо, — согласилась старая черепаха, — только как будем считать?

— Созовите сюда всех ваших детей, пусть они выстроятся в реке от одного берега до другого парами, а мы будем скакать по ним и считать: пара, две и так далее.

— Хорошо, — сказала старая черепаха.

Позвала всех своих детей, ровненько выстроила их парами, и они, вытянув шеи, легли на воду, как поплавки. Зайцы принялись считать, прыгая с черепахи на черепаху, и кричать:

— Пара, две, три…

Так добрались они почти до самого берега. Обрадовались зайцы, запрыгали что есть мочи и закричали:

— Глупые, глупые, обманули мы вас!

Только радоваться они стали слишком рано. Сами-то на другой берег переправились, а хвосты их еще тащились сзади, не успели зайцы убрать их. Услышали черепахи, которые были ближе к берегу, что кричат зайцы, вцепились зубами в заячьи хвосты и стали допытываться, в чем они обманули их. Рванулись зайцы, убежать-то убежали, да только хвосты их остались в зубах у черепах.

С тех пор и стали у зайцев не хвосты, а обрубки. Разве не говорят и сейчас: «Заячий хвост вовек не вырастет»?

Тигр и ящер

Водил ящер дружбу с тигром. Но вот тигр захотел съесть ящера и говорит:

Перейти на страницу:

Все книги серии Bibliotheca mythologica

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза