Сказки Китая

А надобно вам сказать, был в двадцати ли от того места уездный город, начальником там один чиновник, столичному сановнику родня. Наелся он как-то, напился, делать ему нечего, сидит и думает: «Все у меня есть, и власть и богатство, чего бы мне еще захотеть?»

Думал, думал и придумал:

«Надо мне еще сад разбить, чтоб горы в нем были искусственные, озера большие, павильоны, беседки, галереи, терема понастроены, тогда и желать больше нечего!»

Рассмеялся чиновник от радости: «Стоит мне слово сказать, все будет сделано».

Прежде и вправду так было: скажет чиновник слово — бедный люд кровь и пот льет. Стали парней гнать повинность отбывать, и Вана Черного тоже. С самого рассвета дотемна грузит он на тачку огромные камни, с горы в город их катит. Одежда на нем в клочья изорвалась, туфли до дыр протерлись. Докатил он как-то свой камень до середины горы, а туфля возьми да и разорвись совсем, никак на ноге не держится. Вот юноша и говорит парням:

— Вы меня здесь подождите, а я к Нефритовой фее сбегаю, попрошу туфлю зашить.

Согласились парни, смотрят: Ван к персиковому дереву пошел. Только он отошел, стражник на них налетел, не стал ни о чем спрашивать, давай всех без разбору лупить. Тут Ван Черный подоспел. Замахнулся на него стражник, а его вдруг кто-то возьми да и схвати за руку. Стал тут стражник самого себя по лицу хлестать: би-би, пай-пай! Больно ему, обе щеки уже вспухли, а он знай хлещет, руку остановить не может.

А парни — кто так на него глядит, кто со смеху покатывается, умора, да и только! Встал стражник на колени, хлещет себя по лицу, а сам о пощаде молит:

— Прости меня! Прости меня! Прости меня! Никогда больше никого бить не буду! — Сказал он так три раза, вдруг слышит — женский голос ему говорит:

— На этот раз прощаю.

Тут только рука у стражника остановилась.

А сам он исчез — струйка дыма под ветром, — в уезд кинулся. Все подробно доложил чиновнику, как говорится, от одного до пяти, от пяти до десяти. Подивился чиновник, велел оборотня немедля схватить и доставить. Не успел Ван камни с тачки свалить, как его связали и в ямынь привезли. Дали сорок палок, в тюрьму бросили.

Узнали про то парни, растревожились, рассердились, а потом тужить стали. Потолковали промеж себя, посоветовались и решили Нефритовую фею найти. Стали они в горы подниматься за камнями и к персиковому дереву поспешили. Подошли к дереву — не знают, что делать. Веткам да листьям про беду не расскажешь. Слышали они от Вана про Нефритовую фею, да не видел ее никто. Тут один из парней закричал громким голосом:

— Выйди к нам, Нефритовая фея! Дело есть! Поговорить с тобой хотим!

Только он это крикнул, как тотчас же раздался голос:

— Погодите, сейчас дверь отопру!

Зашевелились листочки на персиковом дереве, задвигались, в тот же миг увидели парни: дом чистой бирюзой сверкает, а сами они в том доме стоят. Только не стали они дом разглядывать, девушка их своей красотой покорила. Рядом с девушкой туфли лежат недошитые. Тут и думать нечего, сама Нефритовая фея им явилась.

Рассказали они ей все как есть по порядку.

Растревожилась фея и говорит:

— Не бойтесь, я его выручу.

Сказала она так, блеснула молнией и исчезла.

О ту пору уездный начальник как раз в большом зале сидел, властью своей тешился, приказы отдавал. Вдруг слышит голос с неба:

— Эй ты, продажный чиновник! За что в тюрьму бросил Вана Черного? Это я твоего стражника по лицу хлестала! Что ты со мной сделаешь!

Поднял начальник голову — никого нет. Глаза вытаращил. Помощники его от страха онемели — слова вымолвить не могут.

А тут опять голос с неба:

— Эй вы, волчья стая! Выпустите Вана из тюрьмы, да поживей!

Разобрал тут наконец чиновник, что это женский голос, набрался храбрости и отвечает:

— Эй, кто это кричит там, в небесах?

Рассмеялась фея зло и отвечает:

— Думаешь, побоюсь сказать тебе, кто я? Я Нефритовая фея.

Говорит чиновник:

— Один в уезде господин, один отец родной. Захочу — горой серебро насыплется, захочу — храмы друг подле дружки выстроятся. Ну-ка, покажись, чтоб я на тебя поглядеть мог!

А фея знай потешается над начальником:

— Хэ! Не вижу я никакого чиновника.

— Я самый и есть.

— А мне почудилось — это куча навозная. Неохота мне с тобой разговаривать! Место свое ты не заслужил, за несколько тысяч серебряных слитков купил. Серебро хуже навоза воняет. Не достоин ты меня видеть.

Уж, кажется, про все ему фея сказала, все ему припомнила, так нет же, ему и это нипочем. Бывают же такие люди толстокожие на свете. И говорит он фее:

— Меня сам император в седьмой ранг произвел[24], а Ван Черный простой каменотес…

Разгневалась фея, не дала чиновнику договорить, ругает его, поносит, ни в чем-де ему с Ваном не сравниться — у Вана сердце доброе, человечье, у чиновника — злое, волчье. Ругает его фея, да так распалилась, что толстокожего чиновника проняла. Не выдержал чиновник, покраснел, шея кровью налилась. А сделать ничего не может. Фея — она бесплотная, власти его не подвластна.

Усмехнулась фея зло и говорит:

— Ты на меня поглядеть хотел, так погляди лучше на мою силу волшебную!