Сказки Китая

Только не стал старик тут рассиживаться да угощаться, ничего больше не сказал, дальше помчался, за орлом вдогонку. Совсем уж было его догнал, но тут перед стариком гора выросла, для него и то большущая да высоченная. Белая, гладкая, ни травинки на ней, ни деревца! С трудом одолел ее старик, едва до вершины дошел. Смотрят мастера: по лицу старика пот так и катится. Не зря говорят: «Идти в гору легко, с горы — трудно». Стал старик вниз идти, не удержался, в ущелье скатился. Смотрит — кругом стены каменные, отвесные. Никак не взобраться на них старику — все скатывается. Смотрят мастера — не выбраться им отсюда, разве что крылья вырастут. Поглядели они на Ван Саня, он тоже брови нахмурил, не распрямляет, не знает, как быть.

Ай-я! Что за диво дивное приключилось! Задвигались каменные стены, заходило ходуном ущелье, перевернулось дном к небу, ну прямо как таз. Вывалился из ущелья старик, хорошо, мастера крепко держались, а то бы на землю попадали. Глядят они, приглядываются, смотрят — парень перед ними, ростом выше ихнего старика в несколько сот раз будет. Приподнялся парень. Хэ! Никакое это не ущелье. В пупок великана, вот куда старик угодил.

Сел великан, глаза протер, видать, только что проснулся. Говорит ему старик:

— Очень тебя прошу, старший брат, погляди, куда черный орел полетел, а то мне не видно!

Вскочил великан, домиком руки сложил, поглядел на юг и закричал:

— Опоздал ты, старик, опоздал! Орел уже в Южные ворота неба влетел! Ну и хитрец! Боялся, что ты его догонишь, снес яйцо и привалил им Южные ворота неба!

Услыхал это старик, с досады ногами затопал, стал в грудь себя кулаками бить. Жалко его мастерам. А великан подумал, подумал и говорит:

— Встань-ка на мою ладонь, я тебя к небу подниму, к самым Южным воротам, может, отодвинешь то яйцо в сторону?

Так и сделал старик, залез великану на ладонь, а тот поднял руку, и в тот же миг старик с мастерами оказались на десять тысяч верст выше земли. Задрали они головы, смотрят — в пурпурных облаках дверца круглая, крепко-накрепко орлиным яйцом привалена, от дверцы во все стороны золотые лучи расходятся. Толкнул старик яйцо, а оно и не шелохнулось. Закручинился старик, аж слезы из глаз закапали. Потолковал Ван Сань с мастерами и говорит:

— Не печалься, почтенный! Сейчас пробуравим это яйцо, на небо взойдем, черного орла найдем!

Принялись тут мастера за работу. Молотками по зубилам стучат: чэн-чэн. Только твердая у орлиного яйца скорлупа, тверже камня. Ударят — искры во все четыре стороны разлетаются, еще ударят — опять искры летят. Но не отступились Ван Сань да его друзья-мастера. Зубила затупились, кузнецы горны поставили, давай зубила отбивать. Ручки у молотков обломались, взяли плотники топоры да пилы, новые ручки сделали. Пробили наконец орлиное яйцо. Белок и желток по земле растеклись. Из белка озеро Цинхай получилось, чистое-пречистое. Из желтка — река Хуанхэ, желтая да быстрая. За тысячу лет не высохнут, за десять тысяч лет не пересохнут. Тысячу лет текли, шесть тысяч лет будут течь. А трудолюбивые да умелые мастера вместе со стариком на небо ушли.

Женитьба Феникса

Говорят, что пионы в Лояне — самые красивые во всей Поднебесной. Я не был там. А вот в Шаньдуне, в округе Цаочжоу, каких только пионов нет: и темно-красные, и бледно-розовые, и желтые, словно вылепленные из янтарного воска. Некоторые люди даже живут тем, что выращивают пионы, а потом продают их. История, которую я хочу рассказать вам, как раз и случилась в округе Цаочжоу.

Жил на свете юноша, и звали его Ван Юй. Жил он один-одинешенек на восточной окраине деревни и выращивал там пионы. Славным садовником был Ван Юй! И семена у него, кажется, обыкновенные, как у других, а таких прекрасных пионов ни у кого не было: головки большие, яркие и сочные зеленые листья.

Однажды весной пошел Ван Юй к речушке по воду, чтобы цветы свои полить. Вода в реке чистая, прозрачная, а берега зеленые, изумрудные. Подошел он к реке, глядь, а под ивой девушка сидит, одежду стирает. Платье на ней старое, рваное, а сама красивая — будто ветка цветущей сливы. И молоденькая такая! Подняла она голову, взглянула на Ван Юя и снова принялась стирать. Сколько коромысел воды перетаскал Ван Юй, сколько стеблей нарезал, трудно сказать. Время уже к полудню близилось, а девушка все работала и работала. Хотел было Ван Юй окликнуть ее, да раздумал, — неловко как-то. Пошел он домой, пообедал, вернулся — видит, девушка все еще стирает. Опять стал Ван Юй воду носить, цветы поливать. Пригляделся повнимательнее к девушке, а у нее слезы глаза застилают. «Что печалит ее, — подумал Ван Юй, — может, я смогу чем-нибудь помочь ей?»

— Почему ты все работаешь и не идешь обедать, ведь время уже за полдень? — спросил он девушку.

Поняла красавица, что спрашивает ее Ван Юй от чистого сердца, и рассказала ему всю правду о себе. Звали девушку Ин-чжу. Ее мать вышла второй раз замуж и взяла Ин-чжу с собой в деревню, что к востоку отсюда. Жестокий отчим обращается с ней хуже, чем со скотиной. Даже овощей и рисовых отрубей не дает поесть досыта.