Сказки Малышки Жюли (СИ)

Вскоре Доктор обнаружил пещеру, скрытую за гигантскими валунами, — если бы случилось какому путнику проходить этими местами, он ни за что бы не догадался, что скрывалось за грудой камней, сплошь укрытых побегами плюща, вьюна и вереска. Доктору же повезло: вереском и сочными листьями вьюна захотел полакомиться Луч — потянувшись к зелени, напитанной чистейшим горным воздухом и солнечным светом, пегас потянул за собой и своего хозяина.

Из пещеры пробивались мягкие сполохи света: там, в глубине, горел костёр. Не дожидаясь приглашения от хозяина, Доктор Тондресс откинул зелёную занавеску из плюща и вошёл в пещеру, ведя за собой пегаса. Своды пещеры были очень высокими — Доктор, если бы он того захотел, мог бы спокойно лететь на спине Луча. Звуки от каждого шороха, каждого шага, каждого потревоженного камня эхом отскакивали от скалистых стен и, перекатываясь, добирались до самой вершины и тут же гулко падали вниз.

У большого костра, обратившись лицом к огню, сидел согбенный человек. Он был воистину огромен: гигантская его тень закрывала собой почти всю заднюю стену пещеры, а широкие плечи и крепкие руки свидетельствовали о небывалой силе — живя в горах, он и сам походил на гору.

— Кто таков? Зачем пожаловал? — спросил незнакомец; не отрывая взгляда от костра, он палкой ворошил объятые пламенем поленья.

— Я странствую по миру и помогаю людям, — сказал Доктор Тондресс после того, как назвал своё имя. — Но сейчас мне самому понадобилась помощь, и потому я пришёл к тебе, Кузнец, — Док смог чутко угадать, кого видит перед собой.

В ответ на это Кузнец повернулся и взглянул на незваного гостя, а Доктор наконец смог рассмотреть лицо мастера: окладистая чёрная борода, скрывавшая губы и щёки, доходила тому почти до пояса, кустистые брови нависали над глазами, лицо избороздили глубокие морщины. Однако больше всего Доктора поразило, насколько старым, уставшим и безжизненным был взгляд Кузнеца.

— Напрасно. Мои руки много веков не держали молот, мои меха давно не служили людям, — проговорил он с безразличием.

— Мне больше не на кого надеяться, кроме тебя, Кузнец, — Доктор развёл руками. — Говорят, только ты способен выковать подковы, которые придутся впору моим лошадям.

— Лошадям? — переспросил Кузнец всё так же безучастно. — Не лучше ли сказать: пегасам?

— Пегасам, — Доктор Тондресс широко улыбнулся: раз Кузнец, как и дедушка Сарр, смог увидеть крылья пегаса, значит сердце его по-прежнему чисто. — Хоть это и волшебные кони, но копыта их страдают в дороге не меньше, чем копыта простой лошади. Однако кузнецам оказалось не по силам их подковать — обычная железная подкова причиняет всем четверым моим пегасам нестерпимую боль. А это правда, что ты можешь песню из хрусталя выковать? — неожиданно для самого себя спросил Доктор Тондресс.

— Когда-то мог, — глухо ответил Кузнец и вновь опустил взор к костру, будто теряя интерес и к гостю, и к его просьбе. — Тебе лучше уйти подобру-поздорову.

Доктор вздохнул и сокрушенно покачал головой. Не стоило напоминать Кузнецу о злых людях, решивших продавать его мастерство за большие деньги. Ох, как долго из-за собственной алчности и глупости люди не слышали хрустальных песен!

— Прости меня, я не хотел бередить старые раны, — повинился Доктор Тондресс. — Но, быть может, и я смогу помочь тебе?

— В твоих ли это силах, человек?

Вместо ответа Доктор поднял руку и мягко провёл ладонью по воздуху, приоткрывая для себя завесу памяти этого удивительного мастера. И увидел он, что некогда сердце Кузнеца пылало любовью к людям, но те залили его болотной водой предательства и разочарования. И с тех пор с каждым днём это пламя понемногу угасало, а сейчас и вовсе едва теплилось. И по мере того, как иссякал его внутренний огонь, иссякало и его мастерство: руки больше не могли держать молот и раздувать меха, а мысль — творить чудо. И потому он теперь сидит у этого костра, что внутреннего пламени у самого почти не осталось. А коли совсем угаснет огонь в сердце, то и Кузнец навеки обратится в камень.

Доктор Тондресс открыл свой саквояж, который он, конечно же, взял с собой, полистал книгу, полученную в дар от Дедушки Добра, и едва ли не подпрыгнул от радости, обнаружив рецепт эликсира, способный помочь сердцу Кузнеца пылать, как прежде.

Смешав в глиняном горшке почти все нужные ингредиенты, он поставил его прямо в середину костра — тот удивительным образом не обжёг Дока и не опалил одежду, а с небывалым рвением накинулся на глиняный горшок. Огонь проникал внутрь, напитывал собой снадобье, наполнял его своей мощью и живительной силой, а оно бурлило, разрасталось и стремилось на волю.

Горшок затрясся, задрожал, завертелся вокруг своей оси и лопнул, разлетаясь на крупные осколки, а эликсир, напоенный огнём, взвился к своду пещеры — яркий, радостный, разбрасывающий вокруг себя снопы искр, неугомонный и безудержный. Однако стоило только Доктору Тондрессу подставить руку, как волшебное снадобье послушно опустилось в его раскрытую ладонь.