Сказки мёртвого мира. Тсс…

– Да и так ясно. Твой внутренний возраст – как у старушки. Видимо, поэтому и не спишь ночами, ведь старые хреновенько спят.

– Я же сказала: я не сплю, потому что смотрю на небо.

– Ну а днём что делаешь? Кроме наркоты, хе-хе.

– Сплю… Книжки читаю… Младенцев ем и запиваю кислотой… Иногда мимо рта, как сам видел по моей руке, хы-хы.

Наступает тишина. Кажется, теперь мы взаимно думаем, что пора сменить тему, – потому что глядим в разные стороны. На столе у девочки скопилось не меньше десятка книг. Я сильно удивлюсь, если она прочитала их все.

– Вообще не удивлюсь, если ты прочитала их все.

– Смеёшься, что ли? И эти, и почти уже все, которые ещё на чердаке у нас. Там горы. Правда, в основном учебники жизни вроде Толстого, но есть неплохие.

– Например?

– Мир – хорошее место, и за него стоит бороться.

– Кто это написал?

– Тебе не всё ли равно? Ты же не веришь в это.

– А ты веришь?

– Да. Просто нам надо совершать больше хороших поступков.

– Как думаешь, если я не позволю другим сожрать мёртвого человека, это будет хороший поступок?

– Конечно.

– Даже если другие всё равно сожрут другого мёртвого в другом месте?

– Не надо брать на себя больше, чем можешь унести.

– Но ведь так я не уменьшаю общее количество дерьма в мире.

– Но и не добавляешь своего.

– Это тоже вычитала?

– Это круговорот дерьма в природе. Всё просто. Мир – там, где я. Я, ты, Мадам Любовь, Заря, Галчонок, Яблоня. Чем больше мы будем совершать хороших поступков, тем лучше будет мир. Везде, где мы есть. Даже если мы стоим посреди самой вонючей кучи дерьма.

– С тобой здорово поговорить, но мне пора.

– С тобой тоже здорово поговорить, но давай ты уложишь меня спать и пора тебе будет, когда я усну. Не хочу тебя отпускать, а во сне не считается.

Девочка ставит горящую свечу на прикроватную тумбочку, забирается в постель и ныряет под пахучее стёганое одеяло – только глаза наружу да пятки. Я сажусь на край кровати, и матрас заманчиво прогибается подо мной. На мгновение хочется растянуться на нём, дать каждой мышце расслабиться, каждой мысли разгладиться – и забыться восстанавливающим, глубоким, крепким кошмаром. Но это не моя кровать, тут место для чужих страшных снов. Или для чего-то другого: девочка испускает широченный зевок, а потом он расплющивается в улыбку от уха до уха.

– Сонная?

– Сносная. Ты придёшь ещё?

– Не могу обещать, но постараюсь.

– Постарайся постараться.

– Постараюсь постараться постараться.

– Но утром, когда проснусь, тебя тут уже не будет.

– Это я тебе обещаю.

– Ха, ха. Раз не веришь в существование хороших людей – буду думать, что ты хороший сон. Мне нравятся такие.

– Хо, хо. Раз веришь в существование хороших снов – буду думать, что ты хороший человек. Мне нравятся такие. Хочу сказать важную вещь, очень важную.

– Что?

– Не ходи гулять ночью, никогда не ходи одна и не открывай окно никому, кроме меня.

– Да вот ещё, а если ко мне в гости придёт пёс?

– Я буду с ним.

– А когда он ко мне придёт?

– Ах ты, манипуляторша… Ладно, придёт скоро. Может, послезавтра ночью или даже завтра.

– Уговорил.

– Не ходи ночью. И одна. И не открывай другим. Обещаешь?

– Постараюсь постараться постара…

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Ну всё, спать.

– Псать.

Свечка теперь меньше наполовину – это уже не стройная восьмёрка, а полный ноль. Я задуваю огонёк, чтобы на будущее девочке осталось хоть столько. Сама она лежит в обнимку с мягким медведем и спокойно дышит во сне. Из рваного бока игрушки торчат ватные внутренности. А ведь верно: теперь трудно встретить кого-нибудь без уникальных повреждений. Всё-таки можно было показать девочке шрам на моей левой лодыжке от капкана мясников. И две ямки на левом бедре от бандитской пули, прошедшей насквозь. И рубец на правом плече от топора моей бывшей. И… Опять меня клонит куда-то не туда – прямо на матрас. Вот-вот рухну и отключусь. Но это не моя кровать, тут место для хороших снов, а не для чего-то другого. Мне пора. Я тихо встаю с постели, крадусь к окну, останавливаюсь посреди комнаты и оборачиваюсь, чтобы ещё раз взглянуть на девочку.