Читаем Сказки Мира Любви полностью

Однажды незадолго до того, как был оборван последний бутон, на куст села птичка. В какой-то сумасшедший миг он подумал: «Я понравился ей… И это не удивительно. Ведь я такой большой, почти как дерево. Наверно, она хочет свить гнездо в моих ветвях.» Но птичка, почистив клювик о ветку, улетела. И кто ее осудит? Птицы не вьют гнезда на кустах, растущих у дороги.

Началась осень. Люди ходили уже реже, зато чаще шли дожди. Это помогало хоть как-то напоить оставшиеся      листья. Куст слышал

перешептывания других кустов о зиме, которая скоро придет и застудит землю и кровь в их жилах. Он ждал ее и верил в нее.

Ему не хотелось лишь верить в то, что зима когда-нибудь закончится. Зачем начинать все сначала, если ты растешь у дороги?


ВЕЧНАЯ СКАЗКА


Земля ощущала на себе нежную тяжесть Моря, чувствовала его свежее дыхание. Море было тихим, умиротворенным, почти неподвижным, только маленькие волны нежно гладили гальки прибоя, и те блестели от его ласки. Оно слушало рождавшуюся радость Земли, не переставая восхищаться ее горами и лесами, умиляться ее речками и озерами. Звучала тишина, и даже ветер спал. На безоблачном небе ослепительно сияло солнце, и под его лучами сгорали зеленые длинные водоросли, полупрозрачные медузы и морские звезды, оставленные последним штормом, высыхали причудливо обточенные морем деревяшки.

А ночью огромные валы набрасывались на берег, словно стараясь затопить всю Землю, и с шумом откатывались назад, словно сожалея, что не могут утащить с собой хотя бы часть ее. И Земля дрожала от этих ударов и издавала едва слышный стон каждый раз, когда волны в очередной раз откатывались, испытывая такую острую боль от этой минутной разлуки, что чайки, чувствуя ее, метались над Морем, крича дикими, резкими голосами. Но даже тогда, когда прибой достигал своей самой крайней черты, они ощущали свое единство не больше, чем теперь, потому что чувство единения, жившее в них, не зависело ни от чего: ни от времени, ни от пространства, ни от обстоятельств, рожденных ими.

Они были изначально предназначены и созданы друг для друга, и в этом факте не было для них ничего, что следовало доказывать или обосновывать. Уже целую Вечность два ощущения, слияния и разделенности, переливаясь одно в другое, гармонично сливались в Любовь, единственное чувство им доступное. Они жили Любовью и для нее просто потому, что в Вечности не было места для других чувств, и все остальное было не только второстепенным, оно вообще не имело для них никакого значения. Вечным праздником Благодарения во имя Любви было их существование. Они одаривали друг друга своими ощущениями и творениями, маленькими и побольше, быстро разрушавшимися и существовавшими относительно долго.

Когда-то очень давно Море преподнесло любимой удивительный дар: маленьких существ, почти целиком состоявших из воды, но способных жить на суше. Они оба испытывали восторг и какую-то особую полноту чувств, наблюдая за тем, как копошатся эти существа, заселяя Землю.

Эти творения оказались на редкость долговечными и тоже что-то чувствовали. Но, наверное, потому, что они были маленькими, беззащитными и жили во времени, а не в Вечности, их чувства, тоже маленькие, отражали только разделенность мира. Земля и Море чувствовали эти дробинки ненависти и страха, зависти и ревности, жадности и уязвленного самолюбия и, чтобы уравновесить мир, в котором они существовали, стремились к еще более острому ощущению своего единства. Это порождало тайфуны и наводнения, цунами и землетрясения, в которых погибало множество творений. Но ни Море ни Землю это не волновало: их любовь к людям была лишена привязанности и жалости, будучи лишь крохотной частичкой их вечного чувства. По это же причине они и не сожалели о том времени, когда их одиночество никто не нарушал:      Вечность не место для мелких чувств вроде сожаления о

совершенном или разочарования.

Проснулся ветер и понес аромат нагретой солнцем земли и цветущих садов к Морю. Оно, опъяняясь, вдохнуло их, и Земля вздрогнула, с восторгом ощутив, как где-то далеко-далеко в морской дали рождается огромная волна, которая через несколько часов докатится до нее и смоет прибрежные деревушки и сады, окружавшие их.


ВОСТОЧНАЯ СКАЗКА


Северный ветер дул уже несколько дней. По утрам тропинки в горах, по которым пробирался путник, покрывались инеем. Ветхий плащ плохо согревал его, как и ряса, видневшаяся под ним. Любой с первого взгляда признал бы в нем странствующего монаха секты Ищущих, и не столько по стилизованному глазу, вышитому на капюшоне, сколько по фанатичному взгляду, которым он смотрел вперед. Члены секты уже несколько столетий бродили по свету без определенного направления, веря в то, что только им суждено познать смысл человеческого существования, найдя на земле Красоту Небесную и воплотив ее. Среди Ищущих были поэты и композиторы, художники и скульпторы, готовые воссоздать Небесную Красоту средствами того искусства, которым они владели. Этот был художником, и в дорожном мешке за спиной носил свиток особой бумаги, кисточки и краски.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В стране легенд
В стране легенд

В стране легенд. Легенды минувших веков в пересказе для детей.Книга преданий и легенд, которые родились в странах Западной Европы много веков назад. Легенды, которые вы прочитаете в книге, — не переводы средневековых произведений или литературных обработок более позднего времени. Это переложения легенд для детей, в которых авторы пересказов стремились быть возможно ближе к первоначальной народной основе, но использовали и позднейшие литературные произведения на темы средневековых легенд.Пересказали В. Маркова, Н. Гарская, С. Прокофьева. Предисловие, примечания и общая редакция В. Марковой.

Вера Николаевна Маркова , Нина Викторовна Гарская , Нина Гарская , Софья Леонидовна Прокофьева , Софья Прокофьева

Сказки народов мира / Мифы. Легенды. Эпос / Прочая детская литература / Книги Для Детей / Древние книги
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира