— Нет, вы только гляньте на нее! — удивился корабельщик и тут же ударил топором по камню, да так сильно, что лезвие сломалось.
Лисалиль помчалась изо всех сил, и так и есть, дедушка все еще сидел и ждал ее в лодке.
— Где ты так долго пропадала? — спросил он ее.
Лисалиль рассказала ему о том о сем, и что нашла серебряную чашу тоже. Однако о корабельщике она ни словечком не обмолвилась; поскольку вовсе забыла о том, что такой человек живет на свете. Ведь дедушку своего Лисалиль вспомнила в ту самую минуту, когда позабыла корабельщика.
— Испей водицы, дедушка! — воскликнула она и поднесла чашу к губам старика. Дедушка выпил воды и забыл, как и другие, то, что было ему в мире всего дороже — белый свет. И показалось ему, что быть слепым — обычное дело, и он больше не помнил ни солнце, ни луну, ни звезды, ни синее море, ни зеленые леса.
А тем временем Морской король сидел в своем замке цвета морской воды и ждал любимую дочь. Но она все не возвращалась. И тогда послал он одного из морских троллей на поиски Унды Марины. Но тролль вернулся назад с вестью, что она, позабыв обо всем на свете, плавает по бескрайнему морю, словно бездумная волна. Разгневался тут король и превратил морского тролля в скалистый утес в Финском заливе: и когда осенью бушуют бури, у того утеса гибнут многие суда. Но Унда Марина так и не вернулась к отцу. Она исчезла, а Морской король поседел от горя и тоски, так что борода его стала серебристо-серой.
А Лисалиль поплыла со своим дедушкой домой, и все у них пошло, как прежде. Дедушка плел неводы, Лисалиль мастерила мутовки да забрасывала сети. Там они живут и поныне. А серебряную чашу Унды Марины продали золотых дел мастеру. И кто знает: где она в конце концов нашла себе пристанище? Может, кто-то купил ее вместо сливочника, и стоит она теперь на кофейном столике. А человек этот только диву дается, почему те, кто пьет из этой чаши, забывают то, что им всего дороже на свете.
Порой к берегу, где стоит лачуга Лисалиль, приплывает на веслах молодой корабельщик и печально смотрит на ее маленькое оконце. Но Лисалиль не узнает его. Она по-прежнему мастерит мутовки и прислушивается к шороху деревьев, поющих в лесу:
— Почему ты совсем одна, Лисалиль, а где же твой суженый?
— Да кто его знает, — отвечает Лисалиль, и ей так хочется посмеяться над деревьями, но она не может. Все-таки есть в их словах что-то печальное и удивительное, а что — она и сама не знает.
О маленькая золотая птичка, как прекрасно поешь ты в небесной синеве, пропой, пропой еще те слова Лисалиль и волне Унде Марине в безбрежном море! Может, они услышат тебя, может, память вернется к ним. Спой бездумной волне:
«Унда Марина, Унда Марина, разве ты не помнишь своего друга?»
А потом спой песню девушке, что живет в лачуге: «Лисалиль, Лисалиль, почему ты совсем одна? А где же твой суженый?»
«Рефанут»
Целой ораве мальчишек дозволили подняться на борт шхуны «Надежда», пришвартованной у пристани в гавани, и забраться на ванты.
Был воскресный вечер. Матте-кочегар сидел, раскачивая якорную цепь, в носовой части верхней палубы. Он читал книгу псалмов, но тут отложил ее в сторону, чтобы хорошенько разглядеть мальчишек. Матте был старый морской волк, просоленный матрос, знакомый со всеми ветрами и избороздивший все на свете моря. Веселого, шутливого нрава был он, этот старый Матте-кочегар, знавший множество историй о разных приключениях и умевший наплести при этом с три короба.
Матте бросил взгляд наверх и закричал:
— Эй, там, на вантах!
— Слышу! — ответил смельчак, забравшийся выше всех.
— Надейся на руки, а не на ноги, не то сверзишься вниз, как вороненок из гнезда.
— Ну и пусть! — воскликнул сорвиголова.
Матте-кочегар пробормотал что-то о щенках, которые хотят быть котятами, и прикинулся, будто ему и дела нет до всей этой оравы. Но следил за ней бдительным оком, поскольку был вахтенным на борту. Немного погодя мальчишки устали лазать по вантам. Один из них отер пот со лба и заметил, что «Надежда» — большая шхуна. И взобраться на нок-рей[16]
— дело не шуточное.— Ну да, — сказал Матте. — Ясное дело, ведь это часть пути по дороге на Луну. Верно, «Надежда» — шхуна не маленькая, но видели б вы «Рефанут»![17]
— А это что еще за штука такая — «Рефанут»? Расскажи, Матте-кочегар!
— Ну, это знает каждый поваренок, который плавал на деревянной посудине в Копенгаген. Разве можно быть таким невеждой?
Да нет, никто из них и слыхом не слыхал о таком во всех трех королевствах[18]
. Пусть Матте им расскажет.Матте взял свежую понюшку табаку, пригладил бороду, прищурил глаза и начал рассказывать.
— Был кто-нибудь из вас в Торнио?
— Нет, — отвечали мальчишки.
— Ну да это все равно. Торнио — город, который находится так далеко на севере, что когда там забрасывают вентерь[19]
, то можно поймать им в середине лета солнце. А еще дальше на севере, у реки Турне, есть высокая гора, и называется она Аавасаксаю. Люди едут целые сотни миль, чтобы поставить там часы по солнцу ровнехонько в двенадцать ночи.— Вот как! — удивились мальчишки.