Сказки народов Северного Кавказа

— Хорошо ты рассудил, волк, — проговорил Сосруко. — За это даю я тебе седьмую часть своей силы, а глазам твоим — такой блеск, что будут они светиться во тьме, как молнии.

Подлетела сова и сказала:

— Не хочу пить крови богатыря, справедливого к птицам.

— Правильно ты рассудила, сова, — проговорил Сосруко. — За это я даю тебе часть моей храбрости, и будешь ты ночью так же бесстрашна, как орел бесстрашен днем.

Подползла змея и сказала:

— Не хочу пить крови богатыря, справедливого к змеям.

— Правильно ты рассудила, змея, — проговорил Сосруко. — За это даю я тебе часть своей быстроты, и будешь ты прыгать на добычу быстрее бури.

Подскочил воробей и сказал:

— А я напьюсь крови Сосруко, чтобы стать сильнее всех птиц!

И отпил из красной лужи, что натекла у ног Сосруко.

— Плохо ты поступил воробей, — проговорил Сосруко. — За это будешь ты самой вороватой, самой трусливой и самой презренной из птиц.

И, сказав так, закрыл глаза.

Тело Сосруко нарты бросили в глубокую пропасть и до самых краев забросали ее скалами и камнями. И лежит оно там зимой и осенью, неподвижное, как пень.

Но как только прогремит первый весенний гром, как только проснутся лягушки, орлы и совы станут вить гнезда, а волчицы искать логовища для волчат, тело Сосруко начинает оживать, и рвется богатырь из своей могилы. Хочется ему опять взглянуть на синее небо, понежиться в лесу, поговорить с лесными тварями, отомстить коварным нартам. Но колени его перебиты, и ноги не могут двинуться, и стоны его не долетают ни до людей, ни до зверей. А как только скует землю первый заморозок и закружится в воздухе первый упавший с дерева желтый лист, смертная дрема опять смежает веки Сосруко, и он засыпает до следующей весны.

Как лиса судьей была Дагестанская сказка

Забралась лиса в курятник и говорит:

— Спокойно, куры, спокойно. Внимание! Я не какая-нибудь дикая, грубая лиса, у меня нет этой отвратительной привычки хватать кого попало, без разбора, без суда и следствия и тут же сжирать. Это отвратительно, это омерзительно, это разбой! Я люблю поступать по закону. Виноватых я казню, а правых я всегда милую. Итак, давайте разберемся, что к чему, согласно закону.

Лиса села на опрокинутое лукошко, очки надела, раскрыла толстую книгу, почитала, почитала — да как тявкнет:

— Петух! Подойди-ка сюда. По закону тут написано, что тебе следует кукарекать только на рассвете, а ты кричишь и среди дня, никого не спросясь. Это бы еще ничего, один грех прощается. Но скажи, пожалуйста, известно ли тебе, что всякий порядочный сын должен почитать своих родителей? Отчего же ты, как найдешь червяка, скликаешь кур со всей округи, а стоит подойти петуху, даже если это твой родной отец, ты на него бросаешься, растопырив крылья и навострив шпоры?.. Ладно, оставим это. В книге сказано: два проступка можно помиловать. Но давай поговорим о шпорах. Как ты смеешь носить шпоры, когда ты никакого отношения не имеешь к кавалерии? Ты не кавалерист, ты — ничтожный пехотинец, присвоил себе шпоры! За все эти незаконные дела, за все эти три преступления, вместе взятые, сказано в книге, тебя, петуха, следует мне, лисе, съесть.

И съела.

Убежала лиса из курятника в поле и там увидела зайца.

— Спокойно, заяц, спокойно! Я не из тех грубиянок, которые при виде зайца теряют совесть и сжирают его ни за что, ни про что. Я всегда придерживаюсь буквы закона.

Лиса села на кочку и раскрыла книгу, очки она тоже не забыла нацепить на нос.

— Иди-ка сюда поближе, косой! Отвечай: для чего ты меняешь свою шерсть и весной и осенью? Не затем ли ты это проделываешь, чтобы морочить охотников? Впрочем, это всего лишь мелкое, шкурное мошенничество. В законе сказано: один проступок не карается. А вот скажи-ка мне, почему ты всегда косишь? Отчего никогда не взглянешь прямо? Не потому ли, что ты хочешь скрыть свои злые умыслы? Однако в законе это не считается доказанным преступлением. И за эти косые взгляды тебя можно бы еще простить. Но ответь мне: с какой целью ты отрастил задние ноги длиннее передних?.. Не для того ли, чтобы убегать от закона? За все эти три проступка, вместе взятые, полагается тебе быть съеденным.

И съела.

С поля лисица отправилась в лес и там на ветке дерева увидела птицу с красивыми высокими перьями на голове:

— Это ты, удод? А ну-ка, сядь пониже. Кто это тебе позволил носить царскую корону?

— Сам премудрый царь Соломон.

— Ты лжешь, а это очень большой грех. Одна ложь, сказано в книге, трех грехов стоит. Впрочем, ты еще можешь оправдаться, если найдешь свидетелей. Да, в книге сказано: лжеца могут оправдать веские свидетели. Приводи-ка их сюда, но только не такую мелочь, как ты сам, а приведи ты, как сказано, птиц веских: гусей или индюшек. Пусть они придут сюда немедленно и поклянутся, что ты говоришь правду.

— Клянусь царем Соломоном, приведу! — сказал удод и полетел за свидетелями.

Но позвал он не гусей и не индюшек, не уток и не лебедей, а злых собак. Те не заставили себя долго ждать, прибежали и давай лису трепать, еле-еле унесла лиса ноги. Залезла в свою нору и заплакала: