Жизнь продолжалась, причём без спецэффектов. Ничего из ряда вон выходящего. Тома не возвращалась, чтобы отвести Джини в удивительный магазин, кафе на первом этаже дома по-прежнему не было, погоды стояли гуманные – почти безветренно, в районе нуля – но времена года не сменяли друг друга, как в мультфильме про братьев-месяцев. Короче, не другая планета, а вполне обычная жизнь; может, слегка с закосом под добрую детскую книжку про хороших дружных людей.
Один раз Джини пила во дворе кофе с соседкой Магдой – та вышла покурить с полулитровым термосом и захотела её угостить. Как-то вечером снова застала за шатким столом развесёлую компанию с грогом и бутербродами, тут же получила свою долю и с удовольствием слопала, заодно познакомилась с немцем Куртом из седьмой квартиры, прямо под ней. Немец с виду был типичным безумным учёным, каковым, строго говоря, и являлся. Он бойко щебетал на санскрите, для желающих мог перевести свои монологи на древний греческий, или латынь. С английским было гораздо хуже, Курт объяснялся примерно как Юджин, только без «бля» и вперемешку с немецким; разводил руками – мёртвые языки сильнее живых, выгоняют их из башки in den Frost, на мороз. Ладно, неважно, всё равно Курт был прекрасный, особенно когда, помогая себе пантомимой и всеми остальными соседями, уже наловчившимися его понимать, сообщил Джини, что она, если захочет, может сколько угодно топтать и грохотать по ночам, ему будет приятно. Шум – естественный спутник жизни, а лишнее проявление жизни сейчас точно не повредит.
Самым удивительным инопланетным чудом пока был тот факт, что Джини, вдохновлённая Диоскурами, снова захотела рисовать. Впервые с марта начала сразу две картинки, ни одну не закончила, после перерыва чувствовала себя неуверенно, но это как раз было совершенно неважно. Важно, что хотела и делала. Вопрос «на хрена это нужно?» – тяжким камнем заваливший проход к желанию рисовать, больше на этом пути не лежал.
Что Тома вернулась, Джини сообщил Диоскур Михаил. Специально ради этого позвонил ей по телефону в полдень, примерно триста раз извинился, что слишком рано, это он понимает, сам терпеть не может, когда звонят по утрам, но Тома сказала, что в кафе сегодня котлеты. Их уже через пару часов не останется, поэтому имеет смысл поспешить.
Джини ещё как поспешила. Ничего себе! Тома вернулась! Кафе снова есть! Выскочила как была, в домашней одежде, только набросила пуховик. Сердце так колотилось, словно бежала вверх по крутой лестнице, хотя на самом деле, спускалась вниз.
Кафе и правда было на месте, словно не исчезало. Такое, как в прошлый раз… ну, примерно такое, – с сомнением думала Джини, разглядывая вывеску. Прежде буквы были аккуратные, одинаково светлые на тёмном фоне, а сейчас разноцветные, вкривь и вкось; впрочем, сменить вывеску проще простого, не то что заделать и снова прорубить дверь. А кафель, – войдя в кафе, вспомнила Джини, – был бледно-жёлтый. А стал голубой. И столы нормальные, не высокие, за которыми можно только стоять. Четыре штуки, больше сюда не влезло бы. И за всеми расселись клиенты, как будто нет никакого локдауна. В помещении торжествующе, бесстыдно, преступно едят!
За одним столом сидели два всклокоченных, но расслабленных, явно только что похмелившихся мужичка. За вторым – элегантная старушка, типичная мисс Марпл, ей бы эклеры в кондитерской ромашковым чаем запивать. За третьим – соседка, лиса-чернобурка Рута с такой же тёмненькой лисичкой помладше, непонятно, то ли дочка, то ли сестра. За четвёртым тоже соседи, сразу трое – толстая Магда, немец с мёртвыми языками, коренастый Артур.
– Добрый день, – сказала Джини всем сразу. Соседи дружно помахали ей руками и вилками, к приветствию присоединились незнакомые всклокоченные мужики. Старушка ограничилась долгим внимательным взглядом, оценивающим, как мисс Марпл и положено; впрочем взгляд постепенно становился теплее, видимо, старушка пришла к заключению, что Джини сегодня ещё никого не успела отравить.
Интересно, – подумала Джини, огорчённая отсутствием свободных столов, – будет очень, или в меру неловко, если я попрошу разрешения сесть рядом с ней?
– Обедать будете, – не спросила, а констатировала Тома, выглянув из подсобки. – Не страшно, что все столы заняты, пролезайте ко мне за прилавок, я вас тут усажу.
– А так можно? – обрадовалась Джини.
– Ну так вы же мой вымышленный друг, – хмыкнула Тома. – Или я ваш? Как мы договорились? Неважно. Кто-нибудь чей-то. Значит вам можно всё.
Котлеты были как в прошлый раз, поэма мясом по сковородке, салат из юной мелкой редиски благоухал весной, даже серый хлеб, неаккуратно нарезанный толстыми ломтями, оказался таким прекрасным, что хотелось, забив на приличия и калории, умять весь батон целиком.
– Почему у вас всё так вкусно? – восхищённо спросила Джини.
Тома задумалась. Внимательно посмотрела на Джини, явно прикидывая, говорить, или нет. Наконец очень серьёзно спросила:
– Честно?