Сказки о мальчиках и девочках

На следующий день мальчик гулял на детской площадке. Он сидел на карусели и одной ногой отталкивался от земли, чтобы её раскрутить. Карусель тяжёлая – толкать надо сильно, а раскручивается она медленно. У мальчика даже нога заболела. Тут подошёл к карусели незнакомый мальчишка. Стоит и смотрит. И больше ничего. Но только мальчик раскрутился посильнее, как мальчишка схватился за поручни и притормозил карусель. Пришлось раскручивать снова, но, как только карусель как следует закружилась, мальчишка опять схватился за поручни.

Что делать? Раньше мальчик нацепил бы на лицо весёлую маску, закорчил бы лицо в улыбках, вскочил бы бодренько на ноги, попрыгал бы перед мальчишкой, кривляясь, и убежал бы прочь. А теперь как? Ему лицо равнодушным держать нужно, а без лица разве что-нибудь сделаешь? Решил мальчик ещё раз раскрутиться – вдруг мальчишка отстанет. Всякое же бывает. Оттолкнулся ногой: раз, другой, убрал ногу, а мальчишка опять к поручню тянется.

– Да что тебе надо?!!! – заорал мальчик. Брови у него грозно сдвинулись, щеки покраснели до самых ушей. Сам от себя такого не ожидал. А мальчишка ногу вперёд выставил, руки на груди сложил и заявляет с вызовом:

– Я с тобой хочу.

– Ааа, – облегчённо выдохнул мальчик, и лицо его сразу подобрело, – а чего сразу-то не сказал?

– Да так… вдруг бы не пустил. Стой тогда, как дурак, – признался мальчишка.

– Ну ты даёшь, – засмеялся мальчик, – запрыгивай давай!

И вдруг понял, что лицо-то у него самое настоящее стало – его собственное, своей жизнью живущее, а не масочное какое-нибудь. Смеётся, удивляется, злится – и всё само по себе.

С тех пор перестал мальчик удерживать лицо, и оно больше не застывало в равнодушии, а постоянно менялось.

Через неделю опять пришёл врач.

– Ну-с, как дела? – спросил он маму.

– Ах, – мама только руками всплеснула, – доктор, вы волшебник!

– Никакого волшебства – обыкновенная наука, – сказал он деловито, рассматривая и мягко ощупывая по краям живое лицо мальчика, – моя помощь больше не требуется – лицо на месте, – сказал он, снимая силиконовые перчатки.

– А куда же мне теперь маски деть? – спросил мальчик уже в прихожей, подавая доктору пальто.

– Вы-ки-нуть! И только! – отрезал доктор.

– Разве не годны ни на что? – робко поинтересовалась хозяйственная мама, – может, пригодятся ну… в садике там или потом, в школе?

– Вы-ки-нуть! И даже не смотреть в их сторону! – доктор оправлял в зеркале аккуратную, подстриженную полукругом, бородку, – соблазн большой, – весело объяснил он, – с масками легче, прятаться за ними удобно – выбирай, какую хочешь. А потом вот и лечи…, – закончил он уже ворчливо.

Вслед за доктором на лестничную площадку вышел и мальчик. Доктор зашёл в лифт и уехал, а мальчик направился к мусоропроводу. В руках он держал чёрный, туго набитый, пакет. В нём лежали мёртвые маски: твёрдые, холодные – простой пластик.

Девочка, сидящая в кубе

Одна девочка жила, сидя в кубе. Подтянула колени к груди, обняла их руками и лицо вниз опустила. Куб маленький, только и хватает его, чтобы окружать её стенками в таком положении. Стенки прозрачные. Прозрачнее, чем стекло. Прозрачные, как воздух. Даже углы и рёбра не мешают смотреть. Только девочка смотрит больше не наружу, а внутрь.

Иногда она поднимает глаза, оглядывается кругом и удивляется: «Листья… Надо же, весна уже!». Видит людей. Они ходят, говорят что-то. Ей всё кажется, что они не то говорят и делают не так. А как правильно надо – не знает. Она же в кубе живёт, откуда ей знать? Знает только, что всё у них «не то» и всё «не так».

Бывает, девочка выходит из куба. Надо же размяться немного. Скрючившись, всю жизнь не проживёшь. Тут же она оказывается в гуще людей, событий, происшествий. Вот ходит девочка среди людей, событий и происшествий, а стенки куба всё равно перед глазами стоят. Правда, никто их, кроме девочки, не видит. Они же прозрачные, как воздух, даже углы и рёбра… а у девочки будто между миром и глазами – стекло. Иногда ей ужасно хочется от него избавиться. Она трёт глаза, но бесполезно. Куб ведь не в глазах – он вокруг.

Так и ходит девочка среди людей, отделённая от них. Посмотришь на неё и не отличишь от нормального человека. А она смотрит вокруг и всё удивляется: «Надо же! И зачем они так живут? Неужели не видят, что всё это зря?». А спроси её, как надо, не ответит ведь. И намёка не даст. Потому что сама не знает.

Ей долго без куба нельзя – затоскует. Без куба ведь надо жить, действовать. «Зря» она не хочет, а как «не зря» – не знает. Без куба ей жизнь стылой начинает казаться. Приходиться залезать обратно – в маленький, прозрачный куб. И сидеть там, обняв ноги руками и спрятав лицо в колени.

Как одному мальчику говорили: «Хорошенького понемножку», и как он потом вырос, и «Хорошенького понемножку» выросло вместе с ним

Одному мальчику родители и воспитатели в детском саду часто говорили: «Хорошенького понемножку». Купается он, к примеру, в ванной, а родители ему: