Сказки о сотворении мира

— «…он сделал вывод, что… лимы — милейшие, добрейшие, разумнейшие… существа из всех, что он встречал на пути, и будет молиться об их благополучии пока жив… Вот… хинея их всех напугала и заставила уйти с острова. Та земля имеет скверную репутацию…» Кто этот праведный путешественник?

— Какая разница?

— Действительно, какая разница? Понятно, что в лес он не сунулся. Лимы ему бражки налили, сказок наговорили, а этот собиратель фольклора огурцом закусил и пошел молоть языком.

— Как хочешь, — согласился с графиней Драный, — форт давно интересуется островом. Только нашим неинтересно с драконами воевать. Если б хинея сюда не повадилась, лежало б дело в архиве.

— Конечно, не интересно. Лимы просвистят мне все уши про чудовище, огромное, как гора. Ни слова не скажут по делу. Потом дадут меч, который я с пола не подниму, и кольчугу по колено весом килограмм двести. Знаю я их замашки славянские. Заставят перемахнуться с каким-нибудь добрым молодцем, а потом поить будут, пока драконы не начнут являться в бреду.

— Ты глупая женщина, — пришел к выводу Драный. — Остров лимов — природный факт. Если можно сходить и посмотреть живую хинею, зачем сидеть и выдумывать?

— «Остров мертвецов, — прочитала графиня. — Лимы называют его…»

— Ну, возьми с собой Крокодила, — посоветовал Драный. — Вдруг действительно меч дадут.

Милые лимы сразу графине понравились. Ей понравилось все: дома, сложенные кучками из камня и глины, мощеные дорожки, столы, стоящие среди улицы. Внешность лимов тоже графине понравилась. Это были высокие стройные люди, которые никогда не стригли волосы, просто заплетали их в косы, в том числе бороды и усы. Их уклад напомнил языческие времена Руси. Их язык имел славянские корни, поэтому скоро стал понятен, а вот письменность так и осталась для графини загадкой, потому что они использовали вязь. Лимы очень обижались на вопрос: почему они не строят дома из бревен. Для каждого лима срубленное дерево означало загубленную жизнь. Лимы не ели мяса, ни с кем не воевали, никого не боялись, и очень любили, когда в городище забредал путешественник. Такого человека они непременно кормили и спрашивали о далеких землях. Кормили прилюдно, на площади, расспрашивали при стечении всей общины. Старейшины садились напротив, дети без стеснения возились под ногами гостей, один из них, нахальный черноглазый мальчишка, особенно привлек внимание графини, но на руки не пошел, и графине сделалось грустно. Собек с аппетитом поедал окрошку и с интересом ввязывался в беседу. Грустная графиня наблюдала за мальчиком.

— Кочевники обижают? — интересовался Собек.

— Кочевников не осталось, — отвечал старейшина. — На перевале растет ледник. Все звери идут сюда, все птицы сюда летят. Говорят, что моря остывают. Говорят, что за морями дымятся горы. Там каменные дороги сковали землю повсюду, словно накинули сеть.

— А кроме вас, живут племена?

— Живут, — кивнул старейшина, а нахальный мальчишка схватил графиню за штанину. Проверил, прочную ли ткань ткут себе чужеземцы. Даже постарался оторвать кусок, да вывихнул палец и пошел реветь в мамкину юбку. — Люди живут, только давно уж в гости не ходят. Долгий переход. Сильный холод. Можно в пути околеть. А у нас хорошо. Зима недолгая. Лето теплое. В лесу ягоды и грибы, только далеко мы не ходим. В том лесу, если кто заплутает, назад уже не вернется.

Лес стоял среди озера, высокий, ужасный, с виду непроходимый. Стоял, окутанный речным туманом, не то деревья, не то привидения. Стоял, как армия часовых, хранящих покой этого дикого места. «Ни дать, ни взять, уральская зона в пик своей аномальной карьеры», — отметила про себя Мирослава, но вслух не сказала. Ей стало смешно.

— Вода в ваших реках спокойная? — спросил Собек.

— Спокойная, да только два раза в год, на зимнее и летнее солнцестояние, земля гудит и вода бесится.

— Почему?

Седобородый старец не стал сочинять для пришельцев сказок и только развел руками.

— Те храбрецы, что хотели узнать, не вернулись.

— Никто?

— Никто.

— А часто ходили?

— Уходили часто. Туда — путь недолгий. Назад — пути нет.

Собек с укоризной взглянул на графиню. Ее сиятельство продолжало наблюдать за мальчишкой, который забыл про палец и азартно ловил саранчу.

— Сходим, Крокодил, — сказала она, — посмотрим, что за чудище. Смерть от нас никуда не денется, а когда еще выпадет случай увидеть хинею в собственном логове? Оружие продадите?

— Что такое оружие? — не понял графиню старейшина.

— Все ясно. Хотя бы лодку, чтобы переплыть на тот берег, и проводника, чтобы не заблудиться в лесу…

— В лесу? — дошло до старейшины, и люди, собравшиеся за общим столом, загалдели. — Мой долг отговорить вас от этого озорства.

— Мы не будем вызывать драконов на битвы, — пообещала графиня. — Посмотрим и вернемся.

— С острова мертвецов еще не возвращался никто.

— Потому что они не знали язык драконов, а мы знаем. Вот, допустим, мой друг, Крокодил. В прошлой жизни был рептилией. Все аллигаторы Нила и Амазонки подчинялись ему и почитали как божество.