Сказки о воображаемых чудесах

Дорогая Кошечка!

Съемки почти закончились. Скучать я по ним не буду. Еда у испанцев омерзительная: все плавает в масле. Вчера рухнул с лошади в полных доспехах. Серьезно. Кошечка, в следующем году я собираюсь вывезти на гастроли «Короля Лира». Провел кое-какие переговоры, и театр в Вест-Энде теперь — дело решенное. Короче говоря, я хочу, чтобы ты стала моей Корделией. Ответ за тобой!

Вечно любящий тебя, Родди.

Должен признаться, что сначала отреагировал по-актерски: я ей позавидовал. Он ставил «Короля Лира», и для меня нашлось бы там множество ролей — Кент, может, даже Глостер, — почему же Родди мне ничего не написал? Но времени на обиды у меня не было; Иоланда спрашивала у меня, что ей делать. Я сказал ей, что ответ очевиден. Пусть ее агент свяжется с «Навигейтор Продакшнс» и примет предложение. Иоланда сказала, что так и поступила.

Затем между нами завязался длинный муторный разговор; она все уверяла, что не подходит для роли — она никогда не играла Шекспира на большой сцене, — а я, как от меня и требовалось, доказывал ей, что из нее получится восхитительная Корделия. Я посчитал, что было бы невежливо говорить, что одним из ее главных преимуществ на сей раз выступал ее вес: в ней было около пятидесяти килограммов. Понимаете, немолодому актеру, что будет играть Лира, придется в конце пьесы выносить ее на сцену, поэтому надо принимать во внимание, сколько весит актриса, — ведь делать ему это надо будет не один раз. Я уверен, Родди наверняка это учел.

Ну что ж, казалось, дело решено. Мы с Иоландой какое-то время общались совсем мало. И лишь после Рождества она начала проявлять беспокойство: Родди так и не вышел на связь. Понимаете, так уж у них было заведено. Он не разрешал ей звонить ему домой: а вдруг к телефону подойдет леди Марджери. Предпочитал звонить сам. Еще больше ее тревожило, что в «Навигейтор Продакшнс» пока никак не отреагировали на ее согласие. Меня это тоже ставило в тупик, ведь к тому времени моему агенту уже сообщили, что Родди «заинтересовался» моей кандидатурой на роль Кента.

В начале января он позвал меня в офис (прямо у дороги Чаринг-Кросс) «поговорить о Кенте». Я знал, что это все равно что получить окончательное предложение, поэтому я с радостью отправился на встречу. Родди приветствовал меня со всем своим обычным дружелюбием, но мне показалось, будто он был чуточку рассеян. Мы обсудили постановку и мою роль, которую он назвал «чертовски важной» и «абсолютно ключевой». Также мы обсудили гонорар. Родди без конца рассыпался в извинениях, объясняя, что никак не мог выделить мне больше; казалось, он так расстроен этим фактом, что под конец уже я почувствовал себя неловко, будто требовал от него заоблачных сумм (чего я, разумеется, не делал). Под конец, чтобы разрядить обстановку, я сказал:

— Полагаю, Иоланда станет твоей Корделией?

Такой реакции от Родди я уж никак не ожидал. Он посмотрел на меня в возмущении, почти в испуге, будто его только что укусило какое-то ядовитое существо.

— Что ты, черт побери, несешь, Годдерс?

Мне не хотелось признаваться, что я прочел открытку, предназначенную не мне, поэтому поначалу я говорил обтекаемыми фразами, но Родди попросту ничего не понял. В конце концов мне пришлось напрямик сказать, что она показала мне его послание. И даже тогда он отреагировал не сразу. А потом его словно молнией поразило, так он побледнел.

Родди сказал:

— О Боже! О Господи Иисусе! Господи ты Боже мой! — Затем, помолчав, он промолвил тихо и вдумчиво: — Твою ж мать.

Я терпеливо ждал, пока он объяснит мне. Наконец он вздохнул, словно это было ниспослано ему в качестве испытаний, и сказал:

— Все эти долбаные открытки я подписывал в Испании. Думал, будет чем себя занять. Знаешь ведь: все эти праздношатания, особенно когда снимаешься в какой-нибудь мерзотной голливудской эпопее. Помню, как подписывал эти открытки, мучаясь животом: наелся отвратительных испанских помоев. Ну вот. Доктор — не без подсказки режиссера, конечно, — начинил меня таблетками по самые гланды, чтобы я снова мог забраться на этого чертова коня. Открытки в конверты я рассовывал под действием лекарств. Смутно помню, что послание Бель Кортеней я упаковывал почти одновременно с Иоландиным…

Я понял, откуда ветер дует:

— То есть роль Корделии ты хотел предложить Белинде Кортеней? Ты положил открытку не в тот конверт?

— Да. Черт побери, да! А я-то удивлялся, чего Бель не отвечает. А оказывается… Проклятье!