Сказки о воображаемых чудесах

— То есть да, она сидела без работы и все такое… Наверное, у нее было какое-то психическое расстройство. Срыв. Какой ужас. А ведь она была такой славной, такой милой. И небесталанной.

Он еще помолчал, затем добавил:

— Знаешь, Годдерс, терпеть не могу таких фраз, но нынешнее поколение какое-то бесхребетное. Они слишком быстро сдаются. Видит Бог, мы все переживали нелегкие времена на работе, но надо же как-то держаться, проявить мужество! Ты согласен?

К стыду своему, я кивнул и угодил в медвежьи объятия Родди.

В следующую же минуту загорелись огни рампы, и я был Кентом, мчался в совершенно другой мир и возглашал первые слова спектакля:

Я думал, что герцог Альбанский нравится королю больше герцога Корнуэльского[3].

Родди больше ни разу не заговорил об Иоланде в моем присутствии, но, мне кажется, тем вечером в одно из мгновений он вспомнил о ней — может, вспомнил. Это была последняя сцена, когда он, стоя на коленях, плачет над телом Корделии, а я стою рядом. И вот он произносит слова:

Чума на вас, изменники, убийцы!

Спасти бы мог; теперь ушла навек!

И в этот момент он сделал нечто, чего никогда не делал раньше: поднял взгляд на меня. В его глазах блестели слезы — и это не были слезы актера. Мне хочется так думать.

Итак, мы переехали на площадку в Лондон: театр «Ирвинг» на улице Стрэнд. Нам предстояло выступать там три месяца, и критики, к счастью, решили, что Родди был великолепным Лиром. Тем не менее, после опьянения гастролями, когда мы все только начинали осознавать, как прекрасен наш спектакль, работа в Вест-Энде показалась нам несколько однообразной. Вдобавок к этому в Лондоне почти все члены труппы, естественно, расходились на ночь по домам и жили своей жизнью, отчего несколько выдохлось чувство былого товарищества.

Мне не особенно нравилось в «Ирвинге». Это было огромное строение Викторианской эпохи, и продувалось оно насквозь. В этом мрачноватом театре, естественно, жил и свой кот. Кошки в театрах просто необходимы: там ведь заводятся крысы, а крысы грызут провода, а перегрызенные провода приводят к пожару — и особенно в театрах. Местный кот был черный, и звали его Нимрод. Не особо общительное создание, но имя свое он оправдывал. То был «сильный зверолов пред Господом», тщательно следивший за поголовьем крыс и мышей. Но вот что забавно: стоило нам провести в театре неделю, как Нимрод исчез.

Управляющий был крайне обеспокоен пропажей и обещал награду тому, кто найдет и вернет беглеца. Даже объявление в газету дали. Я бы и не упоминал об этом случае, но он имеет отношение к тому, что случилось дальше.

К счастью, исчезновение Нимрода не привело к нашествию грызунов. На самом деле — и это озадачивало многих из нас — порой полусъеденные останки крысы или мышки появлялись то тут, то там, причем даже чаще, чем до Нимродова побега. Эти мрачные останки, что раньше Нимрод оставлял повсюду в ознаменование собственной доблести, теперь обретались либо за кулисами, либо в коридоре, который вел к гримерке № 1, принадлежавшей, естественно, Родди. Однажды он пришел на дневной спектакль и обнаружил, что у дверей артистической номер один заботливо размещена обезглавленная крыса. Он поднял ужасный переполох и, конечно, имел на то полное право. Но мне показалось, что в его реакции сквозила истеричность, а это было совсем не похоже на Родди. Обычно он не разыгрывал из себя примадонну.

Спустя пару дней Родди столкнулся со мной за сценой в антракте и пригласил в свою гримерку на стаканчик виски. Себе он налил не жалея. Раньше он не напивался, а уж во время спектакля — тем более. Похоже было, что он на взводе.

Он усадил меня и сказал:

— Годдерс, что мы будем делать с этими кошками?

Я уставился на него, ничего не понимая. Он продолжил:

— Только не говори, что не заметил, как этот чертов кот преследует меня по всему театру!

Я сказал, что нет, не замечал, да и потом, разве он не знает — Нимрод исчез! Родди нетерпеливо постучал стаканом по туалетному столику.

— Да, да, знаю я про Нимрода. Чертов менеджер помешался на своем Нимроде. Я не против этого вашего Нимрода. Он делал свое дело и не путался под ногами. А это совсем другой кот. Он никак не оставит меня в покое. Постоянно приходит, когда я собираюсь выйти на сцену, и мурлычет, и вот эту штуку еще делает: обвивается вокруг ног. Да он мне на днях чуть подножку не подставил, когда я собирался выйти и прочесть «Дуй, ветер, дуй!». Что за чертовщина! И он постоянно оставляет мне эти дары в гримерке. Ну, ты знаешь, все эти выпотрошенные крысы и мыши. На днях, переодеваясь, я босой ногой наступил на какие-то кишки. Тьфу! Как же эта скотина пробирается ко мне? Я всегда запираю дверь, когда ухожу. Наверное, это все уборщики. Я говорил об этом с управляющим, но он ничего не понял. В голове у него один Нимрод; думаю, он не верит, что тут есть еще какой-то другой кот.

Я спросил, каков он на вид.