Сказки по телефону

— Разумеется, дорогой синьор. Вам сколько — один пузырёк или два? Красного или фиолетового?

— Нет, нет, только не фиолетового! — испугался Джельсомино. — И потом, вы в самом деле продаёте его бутылками?

Хозяин магазина расхохотался:

— А как же его ещё продавать? Может быть, у вас его ломтями режут? Да вы только взгляните, какой прекрасный хлеб в моём магазине!

И, говоря это, он показал на полки, где ровными шеренгами выстроились сотни пузырьков с чернилами самых разных цветов. А съедобного там не было и в помине — ни крошки сыра, ни даже яблочной кожуры.

«Может быть, он сошёл с ума? — подумал Джельсомино. — Если так, то лучше не перечить ему».

— Это верно, у вас великолепный хлеб, — согласился он, показывая на пузырёк с красными чернилами. Уж очень ему хотелось услышать, что скажет хозяин.

— В самом деле? — просиял тот. — Это самый лучший зелёный хлеб, который когда-либо поступал в продажу.

— Зелёный?

— Ну конечно. Простите, может быть, вы плохо видите?

Джельсомино готов был поклясться, что перед ним пузырёк с красными чернилами. Он уже придумывал подходящий предлог, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову и поискать другого продавца, который еще не успел спятить с ума, как вдруг его осенила хорошая мысль.

— Послушайте, — сказал он, — за хлебом я зайду попозже. А сейчас скажите мне, если вас не затруднит, где тут можно купить хороших чернил?

— О, пожалуйста! — ответил хозяин всё с той же любезной улыбкой. — Вон там, перейдя через дорогу, вы найдёте самый лучший в нашем городе канцелярский магазин.

В витринах этого магазина были выставлены аппетитные караваи хлеба, пирожные, макароны, лежали горы сыров и образовались целые заросли колбас и сосисок.

«Я так и думал, — решил Джельсомино, — тот продавец не в своём уме, оттого он и называет чернила хлебом, а хлеб чернилами. Этот магазин мне нравится гораздо больше».

Он вошёл в магазин и попросил взвесить ему полкило хлеба.

— Хлеба? — удивился продавец. — Вы, наверное, ошиблись. Хлебом торгуют в магазине напротив, а мы продаём только канцелярские товары. — И широким жестом он указал на съестные припасы.

«Теперь я понял, — сообразил Джельсомино, — в этой стране всё называется наоборот! И если назовёшь хлеб хлебом, тебя никто не поймёт».

— Свешайте мне, пожалуйста, полкило чернил, — сказал он продавцу.

Тот отвесил полкило хлеба, завернул покупку по всем правилам в бумагу и протянул Джельсомино.

— И немножко вот этого, — добавил Джельсомино и показал на круг швейцарского сыра, не решаясь назвать его.

— Синьору угодно немного ластика? — подхватил продавец, — Сию минуту!

Он отрезал добрый кусок сыра, взвесил его и завернул в бумагу.

Джельсомино облегчённо вздохнул и бросил на прилавок серебряную монету.

Продавец взглянул на неё, взял в руки и стал внимательно рассматривать, затем раза два бросил на прилавок, послушал, как она звенит, посмотрел на неё через увеличительное стекло и даже попробовал на зуб. Наконец он вернул её Джельсомино и ледяным тоном произнёс:

— Мне очень жаль, молодой человек, но ваша монета настоящая.

— Вот и хорошо! — обрадовался Джельсомино.

— Как бы не так! Повторяю вам: ваша монета настоящая, и я не могу её принять. Давайте сюда ваши покупки и идите своей дорогой. Ваше счастье, что мне лень идти на улицу и звать полицию. Разве вы не знаете, что полагается за хранение нефальшивых монет? Тюрьма.

— Да ведь я…

— Не кричите, я не глухой! Идите же, идите… Принесите мне фальшивую монету, и покупки — ваши. Видите, я даже не разворачиваю пакеты. Только отложу их в сторону, хорошо? Добрый вечер…

Чтобы не закричать, Джельсомино засунул в рот кулак. И пока он шёл от прилавка к двери, между ним и его голосом происходил такой разговор:

Голос. Хочешь, я крикну «A-а!» и вдребезги разнесу его витрину.

Джельсомино. Пожалуйста, не делай глупостей. Ведь я только что попал в эту страну, у меня и так здесь ничего не ладится.

Голос. Но мне нужно отвести душу, иначе быть беде. Ты же мой хозяин, так придумай что-нибудь!

Джельсомино. Потерпи, пока мы не выйдем из этой ужасной лавки. Не хочется разрушать её…

Голос. Быстрее, я больше не могу! Вот… вот… сейчас заору… Ещё минута, и всё пропало…

Тут Джельсомино пустился бегом, свернул в тихую улочку, чуть пошире переулка, и быстро огляделся. Вокруг не было ни души. Тогда он вытащил кулак изо рта и, чтобы утихомирить бушевавшие в нём чувства, тихо, совсем негромко произнёс: «А-а!» В ту же минуту ближайший уличный фонарь развалился на куски, а сверху, с какого-то подоконника, свалился на мостовую цветочный горшок.

Джельсомино вздохнул:

— Когда у меня будут деньги, я пошлю их по почте городскому управлению, чтобы возместить стоимость фонаря, и подарю владельцу цветочного горшка новый, ещё лучше… Может быть, я разбил ещё что-нибудь?

— Нет, больше ничего, — ответил ему тоненький-тоненький голосок, и кто-то два раза кашлянул.