Сказки под глинтвейн

С того дня я забыла, что такое покой. Бесконечные кабинеты врачей, неспособных помочь моей девочке, уколы обезболивающего, которое не особо помогало…и каждое кормление ребёнка — изощрённая пытка: личико Вари не просыхало от слёз боли, а мне было стыдно потом идти и есть, не испытывая тех мук, что выпали на долю моей дочери. На сердце теперь постоянно было тяжело и больших усилий стоило самой не заплакать.

— Игорь, почему она?

— Не знаю.

Мы уже уложили дочку спать и сели обедать. Я посмотрела в свою тарелку: курица с картошкой пюре. Курица — куча костей, горячее мясо. Картошка — пылающая лава жёлтого цвета для нежного горла моей малышки. Даже спустя годы она не сможет такое есть. Я отодвинула тарелку в сторону.

— Лиза, если ты не будешь есть, Варе от этого легче не станет, — угрюмо заметил он, и со злостью воткнул вилку в свой кусок курицы. Слова мужа меня не образумили. За всё время обеда я не притронулась к еде и молча наблюдала за мужем.

Он как — то странно ел, будто назло собственным мыслям — быстро, закидывая в себя картошку и грубо разорванные вилкой куски курицы, и иногда обжигаясь картошкой. На меня Игорь смотрел тёмным и обвиняющим взглядом. Впервые я увидела его таким. Сердце внутри словно оборвалось — второй раз за эти два месяца. Я поняла, что другим Игорь больше не будет.

********

Нам с мужем удалось собрать деньги на поездку за границу — в Германию. Но немецкие врачи также развели руками, как и русские: «Мадам, при таком диагнозе операции не сделать»

Единственное, что они могли — это посоветовать хорошее качественное обезболивающее, с длительным сроком действия, но и тут оговорились — сильнодействующие препараты в большом количестве могут сгубить иммунитет девочки, и, в конце концов, отравить организм.

— Ну, что — церковь? — С деланной насмешкой спросил Игорь, когда мы вышли из аэропорта в Москве. Я молча кивнула, глядя на спящую на моих руках Варю.

Первым делом в церкви у нас спросили — крещён ли ребёнок.

— Нет, батюшка, некогда было — дочку надо лечить, мы все по больницам… — Начала я оправдываться. Сам того не зная, он наступил на больную мозоль — моя мама была ярой христианкой и едва узнав, что внучку не крестили, начала сетовать по этому поводу постоянно:

— Вы православные или нет? Девочка не крещена, чего удивляться, что так тяжко болеет? Это Господь вас наказал! Ладно, твой муж, но ты-то, Лиза? Как мать, должна! — Говорила она, как только заслышит мой голос в телефонной трубке или приедет в гости.

— Крестить надо, — Коротко ответил батюшка, опустив лекцию об обязательности обряда.

В этот же день мы крестили Варю и поставили свечки её святым покровителям.

— Сообщи маме, она будет до потолка прыгать, — ядовито заметил мой муж.

Моя мама действительно была счастлива тем, что мы «наконец одумались, а то как нехристи!» и приехала в гости с тортиком. Но радовало меня не это. Три дня прошли более спокойно — Варе стало лучше. Улыбка не сходила с моего лица. Жаль, что счастье не было долгим — через три дня малышке стало хуже, а потом всё вернулось обратно. Мама снова «поселилась» в церкви, не пропуская ни одной службы. А я снова перестала есть и не отходила от кроватки дочери.

Она спала на спине, подтянув кулачки к животу и посапывая. Личико Вари было спокойным, спокойная и радостная улыбка светилась на нём.

— Я так хочу, чтобы ты так улыбалась наяву, — прошептала я, осторожно коснувшись щеки дочки, и стараясь не разбудить, — и я сделаю всё для этого.

С этого дня я начисто забыла о существовании больниц и попросила маму переехать к нам с Игорем. Раз уж нам не помогла медицина — пускай поможет Бог, — решила я. В конце концов, ребёнок ни в чём не виноват.

*****

Исповеди, причащение, службы — всё это стало для меня и Вари обычным делом. Игорь наотрез отказался участвовать в этом, и, что самое странное для меня — стал пропадать где-то днями и ночами. Мысль об измене сейчас даже не приходила мне в голову — ведь его дочь больна! Но куда он исчезает, я не могла понять.

Мама ругала Игоря на чём свет стоит и поспешно крестилась, а потом принималась рассказывать о разных святых местах в Подмосковье, куда нам надо съездить с Варей и святых старцах. Я кивала и мы отправлялись из церкви домой, а оттуда в какое-нибудь святое место — и пока мы тряслись в такси, а потом в автобусе, и Варя плакала от того, что не могла уснуть — я, успокаивая дочь, молилась и надеялась, что это последняя наша поездка.

Ожидания оправдывались лишь частично — после таких паломничеств дочке становилось лучше на три — четыре дня, а потом становилось только хуже.

— Ну Вареньке ведь становится лучше! — Упрямо твердила мама, — Бог помогает, но ты же не думаешь, что он излечит девочку мгновенно?