Сказки под глинтвейн

— Сирианские водопады, конечно же, нет! — Воскликнула она, отбрасывая гриву тёмных волос за спину, — тебе надо было сначала самому попробовать найти ответ, биться, спотыкаться и не сдаваться при этом. Вселенскую помощь ещё заслужить надо. Ты же не будешь спорить, что если человек хочет стать миллиардером, он не будет 24 часа в сутки развлекаться и ждать, что однажды проснётся с кейсом, полным денег, в руках? Тут — тоже самое. Только цель, которую ты, Артур, хотел достичь гораздо чище. Ты выдержал — получи помощь, — Акила улыбнулась, при этом её правый глаз вспыхнул, как вспыхивает в тёмной комнате свеча, — А теперь к делу. Задай вопрос.

— А так ты рассказать не можешь? — Возмутился я, вскакивая со скамейки.

— Нет, — Акила закатила глаза, — Всё должно быть по форме.

— По какой форме?

— Будешь не то спрашивать — с носом останешься! — Отрезала она, — Ну?

Я вдохнул побольше воздуха. Вот она, помощь, о которой я так молил вчера. Сидит и выжидающе смотрит на меня, и если я оплошаю, то буду биться ещё лет 10–20. Давай же, Озёрный.

— Что объединяет фольклор и английские сказки?

Ответ был коротким, как вспышка.

— Мир.

И это всё? Почему она не говорит подробнее? Я, честно говоря, растерялся. С одной стороны, я мог додуматься сам, но с другой, мир мог изображаться в сказках — русских и английских, в русском фольклоре по-разному. Что общего?! Я перестал понимать, до меня не доходило. Рассудок визжал о том, что это конец. Я не понимаю, а объяснять она не будет. Ответ получен, сейчас Акила обернётся орлицей и улетит. Меня охватила паника. Воздух в парке неожиданно стал душным, ответ Акилы показался издевательством. Деревья и всё вокруг поползло вверх. Я уменьшаюсь? Нет, просто оседаю на парковую дорожку.

*****

— Я думала, ты не такой впечатлительный, — Акила ласково смотрела на меня, пока я приходил в сознание. Я лежал на скамейке. Пока я унимал головную боль, Орлица продолжала

— Зачем впадать в панику? Ладно, так как ты не успел мне толком надоесть, я объясню. Истинная картина мира — вот что одно. Смысл детской литературы один: показать мир, каким он был до того, как взрослые испортили его, и антипримеры этих самых взрослых, которые забыли о человечности (вспоминай злых мачех и Бабу Ягу-людоедку) и других ценностях.

— Но это так просто, — я ошалело посмотрел на неё.

Акила засмеялась, — а всё всегда проще, чем кажется. Но только диплом с таким доказательством ты не защитишь. От тебя будут требовать жанровых, стилистических и прочих железобетонных соответствий, — Орлица сочувственно похлопала меня по плечу, — ты, собственно, так долго и не находил ответа, потому что увяз в поиске этих глупых соответствий.

«И возникают в ней виденья

Первоначальных, чистых дней «— Вспомнил я цитату из Пушкина.

— Да, да, — она улыбнулась, — как ты?

— Всё хорошо, но я был слеп.

— По крайней мере, ты это понял, — хохотнула Акила, — многие так и живут с повязкой на разуме всю жизнь.

Самеди

Рождение ребёнка — всегда самый счастливый день в жизни женщины. Это событие всегда несет за собой перемены. Почти всегда в лучшую сторону, ведь ребенок это, в первую очередь, радость. Когда после родов, которые длились чуть ли не сутки, я услышала крик младенца и голос медсестры: «девочка», я была безумно счастлива.

А потом…потом всё рухнуло. Дочку, мы назвали её Варя, принесли мне на кормление. Младенец нашёл сосок, припал к груди …и вдруг, резко оттолкнув кулачками грудь, стал плакать. Недоумевающая медсестра забрала малышку и унесла её, оставив растерянную и расстроенную меня в палате.

— Игорь, может я что-то не так сделала? — Спрашивала я позже у мужа, хватая его за руку.

— Да нет, Лиза, ты тут ни при чём, — Ответил он, сжимая мою руку в своей, и отводя глаза.

Этот отведённый взгляд насторожил меня. Стены палаты стали давить на психику, я чувствовала неладное, но муж молчал и смотрел в одну точку, будто что-то там искал. Я всё ждала, что Игорь заговорит первым. Молчание стало затягиваться, и я не выдержала:

— Игорь?

— Наша дочь больна, Лиза, — через силу ответил он.

— Как? Чем? — Переполошилась я. От волнения горло сжало как тисками. Мне показалось, что пространство вокруг сужается, а кровать, на которой я лежала постепенно оседает. Всё вокруг стало непрочным, зыбким. Как моё счастье.

— Повышенная чувствительность внутренней слизистой или что-то в этом роде, я не запомнил точного описания этой грёбанной болезни! Смысл в том, что Варя не может ни есть, ни пить, ни в туалет сходить без боли. И я не знаю, что с этим делать.

— А врач?

— Что врач…врач говорит: «везите за границу, у нас ни лекарств, ни специалистов нет.». А одна акушерка, — Игорь зло и горько улыбнулся, — вообще предложила валить в церковь.

Больше он ничего не сказал, а я просто не могла. В палате повисла напряжённая тишина. Я пыталась понять, чем провинилось это маленькое чудо, что, едва родившись, моя дочка должна так страдать.

*****