Сказки про Ивана-Царевича и Иванушку-Дурачка

– Ну да, мы и были большими, а стали маленькими. Это наказание такое, понимаешь? Я вот, например, был великим скульптором. А через дорогу математик живет, а за углом писатель. Там чуть подальше архитекторы маются. Уж сколько раз вешаться пробовали, да не тут-то было. Нам тогда налили по кружке вина, повесили по лампе и сказали, живите, мол, да любуйтесь на свои художества. Мы и живем. Винишко-то не убывает, сколько налили, столько и остается. Я вот свою кружку в реке хотел утопить. И ведь утопил же! Так нет, прихожу, а она уж ждет меня. Хочешь попробовать? Сладенькое.

– Нет, я вино не люблю. Постойте, но ведь Атлантида давно же была!

– Давно – кивнул дед.

– Так сколько же вам лет? – изумился Иванушка.

– А сам как думаешь? – прищурился дед.

– Я подумал, что лет сто примерно.

– А десять тысяч лет не хочешь?

– Сколько? – Иванушка был потрясен – Так что ж вы не уйдете?

– Да уж сколько раз уходили! Идешь, идешь, да и задремлешь от усталости. А просыпаешься опять дома. Вот так, брат… Мы уж и по одному уходили, и толпой, и в реке топились… Помрешь, бывало, а потом открываешь глаза, а перед тобой стол вот этот, лампа да кружка.

– И сколько же вам маяться так?

Дед пожал плечами и снова принялся за свою кружку.

– А что за книга у вас? – спросил растерявшийся Иванушка.

– А ты сам посмотри – проворчал дед.

Иванушка встал, подошел к столу и заглянул в книгу.

– Ну и красота! – невольно вскрикнул он – Это где же такая красота?

Книга состояла из одних только картинок, и картинки эти Иванушку поразили. Там были какие-то чудесные города, с прекрасными статуями, стоящими на их площадях, великолепные парки с фонтанами и скульптурами, громадные корабли с распущенными парусами, украшенные резьбой, на носах и кормах которых тоже были скульптуры, но только позолоченные. А еще в книге были внутренние дворы и залы дворцов, украшенные статуями и барельефами… Книга была огромная с картинками на каждой странице и на каждой из них обязательно была какая-нибудь скульптура.

– Эта книга сделана специально для меня, раз я был скульптором – объяснил старик – Вроде как в утешение, что бы я помнил, что у нас все это было когда-то… Да так ведь и было, понимаешь? Вот эта вот моя, и эта моя, и эта – старик листал книгу и тыкал пальцем в страницы – А знаешь сколько раз я ее жег в этой вот печке? Листик за листиком жег, а она вот она, как в первый день!

– А вы не пробовали что-нибудь новое сделать? Маленькое что-нибудь, а?

– Пробовал, конечно, да не вышло – вздохнул старик и указал в сторону пальца и шара – Заклятие, видно, такое… Ведь шарик-то я вырезал маленький, понимаешь? Во-от такусенький, а утром сам видишь, что получилось.

Иванушке стало жалко старика, и он сказал:

– Знаете, я маму попрошу за вас всех помолиться. Ее, может быть, послушают, да и отпустят вас куда-нибудь.

– А кому она у тебя молится? – заинтересовался старик.

– Как это кому? – удивился Иванушка – Богу молится, кому же еще?

– Ну я же и спрашиваю, какому богу-то? – раздраженно повторил старик.

– Бог один, вот она ему и молится.

– Как это один? Чепуху ты болтаешь.

Иванушка растерялся перед таким невежеством и притих. А старик снова схватился за кружку.

– Спасибо, что обогрели – сказал Иванушка – Я тогда пойду куда-нибудь.

Но старик его не слушал. Он пил, запрокинув голову, как птица.

39.

Дверь кабинета отворилась и вошел Юрий Андреевич. Он приветственно махнул рукой и присел на корточки перед поднявшей голову Бертой: «Ну как ты, девочка? Не обижают тебя здесь?» Юрий Андреевич погладил Берту по лбу, а та задвигала в ответ обрубком хвоста.

– Опаздываете, Юрий Андреевич! – сердито проговорила Эсфирь Эмильевна – Заждались вас.

– Тысячу извинений – радостно ответил Юрий Андреевич, присаживаясь к столу – Заболтался с Альбиной, засмотрелся на ее рукоделие. Гравюры и рисунки Крайнова, это, знаете ли…

– Позже доложите – зло оборвала его Эсфирь Эмильевна – Времени у нас в обрез, черт возьми! Так что давайте начнем.

Первым заговорил Зев Вольфович:

– Героически добытая Иваном Ивановичем маска имеет довольно своеобразную иконографию. Ее архаические аналоги мы смогли обнаружить только в каталогах скульптуры древних этрусков, самое позднее упоминание о которых датируется первым веком до нашей эры. В последующие эпохи сложившийся у этрусков канон женской красоты в точности нигде не воспроизводился. Хотя искусство скульптуры этрусков существенно повлияло на модернизм начала двадцатого века, но буквального следования их канону мы не обнаружили. И тем интереснее тот факт, что его повторение удалось найти на редком, можно даже сказать уникальном памятном значке, выпущенном в середине тридцатых годов в СССР. Вот полюбуйтесь.

Грау полез в свой портфель и вынул из него коробочку для ювелирных украшений. В ней лежал маленький, чуть больше фаланги большого пальца руки, значок. На фоне развевающегося красного знамени обольстительно улыбалась крошечная серебряная Мать Сыра Земля, а под ее лицом, как ожерелье, была вытеснена тоже серебряная надпись «Вайгачская экспедиция ОГПУ».