Саид решился открыть глаза и увидел перед собой лицо невысокого толстого человека. У незнакомца были маленькие глазки и длинная борода. Он ласково заговорил с Саидом, помог ему подняться и дал ему еды и питья, а пока Саид подкреплялся, рассказал ему, что он — купец из Багдада, и что зовут его Калум-бек, и что он торгует шалями и тонкими накидками для женщин. Купец поведал, что ездил по торговым делам и теперь возвращается домой, Саида он заметил случайно и, обнаружив, что тот еле живой, приложил немало усилий, чтобы вернуть его к жизни, и теперь несказанно рад, что ему это удалось. Юноша поблагодарил купца за то, что тот спас его от неминуемой гибели — ведь если бы он не пришел на помощь, несчастного ждал страшный конец. Не имея средств к передвижению, да и не готовый к тому, чтобы в одиночку пешком идти по пустыне, спасенный с благодарностью принял предложение купца занять место на одном из верблюдов, навьюченном тяжелой поклажей, и решил добраться с караваном до Багдада, а там, быть может, найти оказию в Бальсору.
Дор
— Он удивительный человек, наш повелитель, — продолжал купец. — Если вы думаете, что он спит, как все обычные люди, вы ошибаетесь. Два-три часа, не больше, уходит у него на сон, да и то ложится он только под утро. Уж я-то знаю, потому что Мессур, его первый приближенный, приходится мне двоюродным братом, и хотя он обыкновенно молчит как могила, если дело касается тайн его господина, но иногда, бывает, обмолвится словечком-другим, намекнет по-родственному на то или другое, удовлетворяя любопытство, которое может любого с ума свести. Так вот, повелитель наш, вместо того чтобы спать, как все простые люди, отправляется ночью ходить по улицам Багдада, и редко проходит неделя, чтобы он не наткнулся на какое-нибудь приключение. Все дело в том, да будет вам известно, — об этом знает всякий, знакомый с историей о горшке с маслинами, которая правдива, как слова Пророка, — так вот, дело в том, что он совершает свои обходы не на коне, при полном параде, в сопровождении стражи и сотни факельщиков, как мог бы, если б захотел, а переодетым — то в купца, то в корабельщика, то в солдата, то в муфтия, нарядится и ходит повсюду, смотрит, все ли в порядке. Вот почему в Багдаде, как нигде, даже по ночам с любым чудаком принято обращаться вежливо, ведь как разберешь, с кем повстречался — то ли с самим халифом, то ли с каким-нибудь грязным арабом из пустыни, а деревьев у нас в округе растет немало, хватит на то, чтобы изготовить палок и отбить пятки всем жителям Багдада и его окрестностей.
Так рассказывал купец, и Саид, хотя и мечтал всей душой поскорее обнять своего отца, по которому истосковался, все же радовался тому, что сможет увидеть Багдад и знаменитого Гарун аль-Рашида.
По прошествии десяти дней караван наконец прибыл в Багдад, и Саид не уставал дивиться красоте этого города, который в те времена был в самом расцвете своего величия. Купец пригласил Саида к себе в дом, и Саид с удовольствием принял его приглашение, ибо только теперь, оказавшись среди этого людского столпотворения, осознал, что тут даром ничего не получишь — разве что воздух да воду из Тигра, а ночевать пришлось бы на ступенях мечети.
На другой день, когда Саид как раз оделся и, поглядев на себя, решил, что в таком роскошном воинском наряде ему не стыдно будет показаться на улицах Багдада, — такая красота наверняка обратит на себя внимание, — в этот самый момент к нему в комнату зашел купец. Огладив бороду, он сказал:
— Все это, конечно, замечательно, молодой господин! Но как быть с вами дальше? Сдается мне, что вы большой мечтатель и не задумываетесь особо о завтрашнем дне. Или у вас с собою так много денег, что вы можете себе позволить жить на широкую ногу, сообразно вашему дорогому платью?
— Любезный господин Калум-бек, — отвечал ему юноша, смутившись и покраснев. — Денег у меня, конечно, нет, но, быть может, вы ссудите мне немного, чтобы я мог добраться до дому, а батюшка мой вернет вам все сполна.