Он тут же поспешил к начальнику полиции, ну а поскольку все знали, что он состоит в родстве с Мессуром, первым слугою халифа, то он без особого труда добился того, чтобы ему дали нескольких стражников, которым было поручено немедленно арестовать Саида. Саид же в это время сидел возле одного караван-сарая и преспокойно беседовал с каким-то купцом, расспрашивая его, как лучше отсюда добраться до родной Бальсоры. Не успел он опомниться, как какие-то люди набросились на него и, несмотря на его сопротивление, быстро связали ему руки за спиной. Саид спросил, по какому праву они лишили его свободы, те же ответили, что действуют от имени полиции по заявлению его хозяина Калум-бека. Тут и сам мерзавец Калум-бек явился, принялся осыпать Саида насмешками, а потом запустил руку к нему в карман и вытащил, к удивлению окружающих, с ликующим криком увесистый кошель, набитый золотом.
— Глядите! Этот негодяй все время потихоньку подворовывал у меня и вон сколько наворовал! — голосил старик.
Люди же с отвращением смотрели на попавшегося преступника и кричали вразнобой:
— А еще такой молодой! Надо же, такой красавец и такой испорченный! В суд его, в суд! Пусть назначат ему палок по первое число!
Саида поволокли в участок, а следом шла целая процессия, составившаяся из людей самых разных сословий. Из толпы раздавались голоса:
— Вы только посмотрите — вот он, первый красавец-зазывала с нашего базара! Обчистил своего хозяина и сбежал! Двести золотых украл!
Начальник полиции встретил задержанного с мрачным видом. Саид хотел было что-то сказать, но страж порядка велел ему молчать и снял допрос только с потерпевшего. Полицейский показал купцу кошель с деньгами и спросил, та ли это вещь, которая была у него украдена. Купец поклялся, что та, но эта ложная клятва хотя и принесла ему прибыток, однако красавца-зазывалу не вернула, а он-то был ему дороже всяких денег, вот почему он огорчился, услышав приговор судьи:
— По закону, который всего лишь несколько дней тому назад устрожил наш могущественный повелитель, халиф, всякая кража свыше ста золотых, совершенная к тому же на базаре, карается вечной ссылкой на необитаемый остров. Этот ворюга попался как нельзя кстати, вместе с ним у нас как раз будет ровно двадцать таких же молодцов, которых мы завтра же погрузим на барку и отправим в море.
Саид был в отчаянии, он заклинал чиновника выслушать его, умолял отвести его к халифу, хотя бы на одно-единственное слово, но чиновник оставался непреклонен. Калум-бек, который и сам уже жалел, что так опрометчиво дал клятву, тоже попросил судью проявить снисходительность к юноше, но судья сказал ему:
— Ты получил свои деньги? Вот и иди себе домой с миром, а будешь перечить, так я тебя оштрафую — по десять золотых за каждое слово поперек меня.
Калум примолк в растерянности, а судья дал знак, и несчастного Саида увели.
Так он попал в мрачную сырую темницу, в которой уже томилось девятнадцать человек. Они лежали прямо на полу, на соломе, и встретили своего товарища по несчастью грубым смехом, перемежавшимся проклятьями в адрес судьи и халифа. Как ни ужасна была его участь, как ни страшила его мысль о вечной ссылке на необитаемый остров, Саид все же утешался тем, что, по крайней мере, уже завтра выйдет из этой жуткой тюрьмы. Но он глубоко ошибался, считая, что на корабле ему будет легче. Всех преступников покидали в трюм, где невозможно было выпрямиться в полный рост, и те сразу кинулись в драку за лучшие места.
Подняли якорь, и Саид залился горькими слезами, почувствовав, что корабль, который должен был увезти его еще дальше от дома, тронулся в путь. Только раз в день заключенным давали немного хлеба, фруктов и пресной воды, при этом в трюме была такая темень, что надсмотрщикам приходилось на время еды зажигать огонь. Каждые два-три дня среди пленных кто-нибудь умирал — настолько нездоровым был воздух в этом морском узилище. Саида спасали только его молодость и крепкое здоровье.
Прошло уже две недели, когда однажды волны стали сильнее биться о борта и на палубе началась какая-то беготня и суматоха.
Саид догадался — наверное, приближается буря, которой он даже обрадовался, ибо надеялся так скорее умереть.
Корабль швыряло из стороны в сторону, но вдруг раздался страшный скрежет и корабль замер, а с палубы все несся дикий крик и вой, вперемешку с ревом бури. В какой-то момент все стихло, и одновременно один из пленников заметил, что в трюме набирается вода. Несчастные бросились стучать в люк, который запирал вход к ним, но никто не отозвался. Вода все прибывала, тогда они все навалились вместе и выломали люк.
По трапу они выбрались на палубу, но наверху не было ни души — вся команда пересела в лодки, спасаясь от крушения. Отчаяние охватило пленников, ибо буря неистовствовала все сильнее и корабль совсем уже накренился. Несколько часов провели они на верхней палубе и даже устроили себе трапезу из тех припасов, которые им удалось обнаружить, но тут налетел новый шквал, корабль сорвало с прибрежного утеса, к которому он прибился, и разметало в щепки.