Пошел девятый час. Дневные гости покинули общий зал, хозяйка собралась к вечерней молитве, когда неподвижный рыцарь очнулся от своего забытья. Он быстро вскочил на ноги, прошелся несколько раз по комнате и остановился перед хозяйкой.
Взгляд его был напряженным и мрачным, эти несколько часов оставили на приветливых, открытых чертах юноши следы глубокой скорби.
Хозяйка невольно пожалела его и, сообразуясь с лукавым объяснением Толстяка, решила сварить ему горячего супчика, потом приготовить мягкую постель. Однако рыцарь выбрал для ночлега менее удобное место.
— Когда, говорили вы, — прервал молчание Георг сдержанным, взволнованным голосом, — когда приходит ночной гость в Лихтенштайн и когда оттуда возвращается?
— В одиннадцать часов, милый господин, он туда входит и с первым криком петуха возвращается.
— Велите оседлать моего коня и похлопочите, чтобы кто-нибудь проводил меня в Лихтенштайн.
— Теперь, ночью? — Хозяйка от удивления всплеснула руками. — Вы хотите сейчас отъехать? Да вы, верно, шутите!
— О нет, милая хозяюшка, я совершенно серьезен. Поторопитесь же, я спешу!
— Целый день вы никуда не собирались, а теперь вдруг хотите отправиться сломя голову, ночью! Хотя свежий воздух вам будет полезнее, но, видит бог, я не выпущу вашу лошадь из конюшни, ведь вы можете упасть или угодить в какую-то другую неприятность. Что скажут тогда люди? Что у хозяйки «Золотого оленя» ветер в голове, она не заботится о своих постояльцах!
Однако молодой человек, не обращая внимания на болтовню женщины, вновь погрузился в мрачные раздумья, а когда она замолкла, встрепенулся и удивился, что его приказ еще не исполнен. Тогда он решил сам пойти и распорядиться на конюшне.
Хозяйка сочла благоразумнее не перечить странным прихотям молодого человека.
— Приведите господину его гнедого, — крикнула она, — а Андрес пусть его проводит… — «Он прав, что хочет взять кого-то с собою, — продолжала она мысленно, — будет кому поддержать его в случае необходимости. Ведь у таких господ если что засядет в голове, то уж ничем оттуда это не выкорчуешь. Ничего нет легче вывалиться из седла, когда раскачиваешься, как язык большого колокола. Но раз он так хочет…» — Вы спрашиваете, господин рыцарь, сколько должны мне заплатить? Вы взяли кувшин старого выдержанного вина, это — двенадцать крейцеров. Теперь еда, о ней и не стоит говорить, вы даже не посмотрели на жареного петушка. Ну, если вы захотите прибавить еще два крейцера за конюшню и сено, то бедная вдова будет вам очень признательна.
Покончив счеты, такие мизерные в старые добрые времена, хозяйка «Золотого оленя» отпустила своего гостя.
Хотя она уже не была к нему так расположена, как в полдень, когда он, сияющий, как майский день, вошел в общий зал, но все-таки признала про себя, когда юноша вскочил на коня, что едва ли видела в своей жизни более красивого молодого человека, и потому внушила слуге заботливее и внимательнее следить за рыцарем, мол, у того с головою не все в порядке.
У ворот Пфулингена проводник спросил всадника, куда тот хочет ехать, и после его ответа: «В Лихтенштайн», свернул направо, к горам.
Юный рыцарь молча двигался за проводником среди ночной мглы. Он не смотрел ни влево, ни вправо, не поднимал глаз к звездам и не устремлял их вдаль, взор его был прикован к земле. Юноша ощущал почти те же чувства, что и в ту ночь, когда на него напали убийцы. Его мысли как бы застыли, он не надеялся более, он перестал жить, любить и желать… И все же тогда, в долине, на холодном лугу, когда он терял сознание, что-то ободряющее промелькнуло в его голове и коченеющими губами он произнес любимое имя.
Теперь же погас свет, освещающий его жизненный путь. Перед ним была короткая дорога из темноты к сияющей вершине Лихтенштайна, где он найдет покой. Невольно его правая рука потянулась к мечу, как бы желая убедиться в том, что постоянный спутник ему еще верен и может стать ключом, который откроет дверь, ведущую из тьмы к свету.
Лес давно уже принял в свои объятия пробиравшихся путников. Тропинка становилась все круче, конь под тяжестью всадника и его снаряжения с трудом взбирался на гору. Но рыцарь этого не замечал. Прохладный ночной воздух играл длинными волосами юноши, а он этого не чувствовал. Взошедший месяц осветил тропку, гигантские глыбы скал и высокие могучие дубы, под которыми они двигались; он и их не видел. Незаметные для него волны времени, час за часом, проходили своей чередой, и дорога не казалась ему длинной.
В полночь путники достигли самой высокой вершины и вышли из леса. Отделенный от земли широкой расселиной, на одиноком утесе, отвесно поднимающемся из покрытой мраком глубины, перед ними возник замок Лихтенштайн.
Его белые стены и зубчатые башни блестели в лунном свете. Казалось, замок, удаленный от всего света, мирно дремал в своем уединении.