Сказки, рассказанные на ночь

— А разве у вас не так говорят? Розину у нас зовут Розель, ну и старую кормилицу в Лихтенштайне называют так же. Видите ли, она меня очень ценит и время от времени заходит сюда. Я тут же варю для нее сладкое желе с вином, которое она до смерти любит, и в благодарность Розель доверяет мне всякого рода новости. От нее-то я и узнала то, о чем вам рассказала. Отец вовсе ничего не знает о ночных посещениях, по-прежнему ложится спать в восемь часов. Кормилицу же барышня тоже отсылает в ее комнату в восемь часов. Через несколько дней Розель, заметив эту странность, прикинулась, что пошла спать, а сама осталась сторожить. И вот, едва все успокоилось в замке, барышня, которая прежде не притрагивалась даже к щепке, собственноручно развела огонь в печи и принялась жарить да парить, как могла, потом принесла вино из подвала, достала хлеб из шкафа и накрыла стол на мужской половине дома. Затем она долго всматривалась в окно, в холодную, черную ночь, и только внизу пробило одиннадцать часов, подъемный мост с грохотом опустился, ночного гостя впустили, и он последовал за барышней в комнату. Розель пробовала подслушивать, что происходит внутри, но дубовые двери там очень толстые. Пыталась она и подглядывать сквозь замочную скважину, но ничего не увидала, кроме головы незнакомца.

— Ну и как он выглядит? Он стар?

— Стар? Что вы! Он молод, примерно вашего возраста, да-да, юн и красив, как сообщила Розель. У него темная борода, роскошные кудрявые волосы и очень приветливый, милый взгляд.

«Чтоб ему дьявол вырвал волосок за волоском!» — пробормотал себе под нос Георг и с досадой провел рукой по подбородку, довольно гладкому.

— Хозяйка! Припомните, пожалуйста, точно ли вы все так и слышали от госпожи Розель? Не прибавили ли чего от себя?

— Боже сохрани! Вы плохо меня знаете, господин рыцарь! Все это в точности мне рассказала старушка Розель, даже еще больше нашептала на ушко, но этого я, как порядочная женщина, не могу доверить красивому молодому человеку. И еще, подумайте только, насколько скверная эта барышня, ведь у нее был другой возлюбленный, которому она изменила!

— Еще один? — Георг заострил внимание, так как рассказ хозяйки все больше смахивал на правду.

— Да-да, еще один, очень красивый, милый господин, сказала мне Розель. Она была вместе с барышней в Тюбингене, а этот господин, кажется, его фамилия Штурмзиттих или что-то вроде, учился там в университете. Молодые люди познакомились, кормилица клянется, что красивей этой пары не сыскать было во всей Швабии. Барышня ужасно влюбилась в него и жутко тосковала, когда должна была покинуть Тюбинген. И вот теперь она ему неверна, такое у нее ветреное сердце! Кормилица плачет, вспоминая о верном друге барышни, который во много раз красивее нынешнего возлюбленного.

— Хозяйка! Сколько раз мне стучать, чтобы получить полный кубок? — с досадой воскликнул Толстяк из общего зала, так как болтливая женщина за разговором совсем позабыла прочих своих гостей.

— Сейчас-сейчас, — ответила она и побежала к стойке принести жаждущему гостю хорошего вина.

Потом она отправилась в кладовую и в подвал; наконец чердак и кухня также заняли ее время, Георг же имел возможность поразмыслить о слышанном.

Подперев рукой голову, он будто прирос к своему столику и не мигая глядел в глубину стоявшего перед ним кубка.

Так юноша сидел и в послеобеденное время, до самого вечера. Наступила ночь, а он все еще сидел и сидел за круглым столиком в глубине эркера, безучастный ко всему на свете. Лишь изредка глубокий вздох выдавал в нем присутствие жизни.

Хозяйка не знала, что ей делать с этим гостем, она раз десять присаживалась к нему, пыталась заговорить, но он рассеянно, неподвижным взглядом смотрел ей в лицо и ничего не отвечал. Милая женщина даже испугалась этого неподвижного взгляда, точь-в-точь так же смотрел на нее ее покойный муж, когда приказал долго жить.

Она решила посоветоваться с Толстяком, человек с кожаной спиной тоже прислушался к их разговору. Хозяйка считала, что юноша или влюблен по уши, или же околдован. В подтверждение своих слов она рассказала ужасную историю о юном рыцаре, который от неразделенной любви буквально окаменел, а потом и вовсе умер.

Оборванец придерживался другого мнения, он думал, что с молодым человеком произошло несчастье, как это часто бывает во время войны, и потому бедняга погружен в глубокий траур. А толстый господин, несколько раз поглядев в сторону безмолвного юноши, спросил с хитрой миной, из какой местности и какого года рыцарь пил вино?

— Я дала ему геппахское тысяча четыреста восьмидесятого года, лучшее из всех, что только есть в «Золотом олене».

— Ну так чего ж вам еще! — подхватил Толстяк. — Я знаю геппахское восьмидесятого года, оно совсем не для малолеток, уж очень кидается в голову. Оставьте его в покое. Пусть сидит и подпирает свою тяжелую голову. Спорю, что он проснется раньше, чем пробьет восемь часов, и будет снова свеж, как рыбка в воде.

Оборванец покачал головой, но ничего не сказал, а хозяйка похвалила Толстяка за мудрость, посчитав его версию самой вероятной.