Сказки, рассказанные на ночь

— Брайтенштайна? Не знаю такого… Ах да, так звали старика, который умял за один присест целую баранью ногу! Рыцари заговорили об осаде и о временном затишье. Они толковали о том о сем, часто переходя на шепот. Но у меня хороший слух, и я усек все, что мне нужно было. Стольник фон Вальдбург рассказал, что он велел послать в осажденный замок стрелу с письмом для Людвига фон Стадиона, главного командира герцогского воинства. Такие послания, видимо, были обыденными, так как рыцари не удивились, когда стольник, продолжая рассказ, сообщил, что тем же путем получил ответ.

Лицо герцога омрачилось.

— Людвиг фон Стадион! — воскликнул он скорбно. — Я полагался на него как на каменную стену! Он был мне так дорог! Я делал для него все, что только мог, и он первым меня предал!

— В письме говорилось, что он, Людвиг Стадион, и еще двенадцать рыцарей, утомленные войной, почти готовы покориться, но Георг фон Хевен отговаривает их от позорного поступка.

— Я не заслужил от него такой услуги, — задумчиво произнес Ульрих. — Я не любил его потому, что он часто порицал меня, когда я делал что-либо не в его вкусе. Как сильно можно ошибаться в людях! Кабы меня спросили, кто мне изменит, а кто останется верен, то на второй вопрос я бы ответил — Стадион, а предателем счел бы Георга фон Хевена!

— В письме еще говорилось, что вы, ваша светлость, можете попытаться снять осаду, а ежели это будет невозможно, пожелаете тайными путями проникнуть в осажденный замок. Союзники подробно обсуждали все варианты и пришли к выводу, что осада может продолжаться долго, коли вы окажетесь в замке. Когда я все это услыхал, то сразу же решил прокрасться в замок и предстать перед ними, а не то Стадион свыкнется с мыслью, что он и есть подлинный верховный правитель. Я подумал также, что стоит подождать еще день. И если не услышу ничего плохого, то в субботу проберусь в замок и передам изменникам ваше письмо. Я долго слонялся по лагерю и по городу, никто меня не задержал, хотя я и держался вблизи начальников. Так прошел целый день.

— Это была все еще Страстная пятница, праздничный день? — спросил Лихтенштайн.

— Да-да, Страстная пятница. В три часа дня Георг Фрондсберг с несколькими военачальниками подъехал к воротам замка и громко спросил осажденных, что они там строят? Я стоял неподалеку и все видел собственными глазами. На его голос у крепостной стены появился Стадион и ответил: «Нет, они сохраняют договоренность о передышке по случаю праздников, шум, должно быть, раздается с поля». Фрондсберг крикнул: «Значит, там что-то происходит без моего ведома. А кто ты?» Из замка последовал ответ: «Я — Людвиг фон Стадион». На это союзный начальник расхохотался и довольно погладил себя по бороде. «Если это так, я поворачиваю обратно, а вас с несколькими рыцарями приглашаю спуститься, чтобы выпить с нами вина».

— И они пришли? — воскликнул возмущенный герцог. — Клятвопреступники явились?

— У откоса есть небольшая площадка, откуда открывается обзор на долину Неккара и Швабские Альпы. Туда союзники притащили стол, скамейки и уселись угощаться вином. Тут же открылись ворота замка, был опущен подъемный мост, по которому прошел Людвиг фон Стадион с шестью рыцарями; Они принесли с собою ваши серебряные кувшины, они принесли с собою ваши золотые кубки и ваше старое вино! Изменники приветствовали врагов дружескими рукопожатиями и уселись с ними за стол обсудить дела, попеременно угощая друг друга холодным выдержанным вином.

— Благослови их всех дьявол! — не сдержался старый Лихтенштайн и вылил вино из своего кубка.

Герцог же печально улыбнулся и кивнул Марксу Штумпфу, чтобы тот продолжал.

— Они пировали до ночи, пока их физиономии не раскраснелись. Я спрятался невдалеке и слышал все, что говорили предатели. Когда они стали прощаться, стольник взял Стадиона за руку и сказал ему: «Дорогой брат, в ваших подвалах прекрасное вино, впустите нас поскорее в замок, чтобы и мы его попили». Тот же только рассмеялся, проговорив: «Будет день, будет и пища».

Когда я увидал, что дела обстоят подобным образом, то решил немедля идти к изменникам. Я спустился по Графскому откосу к тому месту, где начинается узенький подземный ход. Незаметно опустился в него и дошел до половины. Смотрю, а там установили решетку и поставили возле нее солдата. Тот прицелился в меня из ружья и спросил пароль. Я произнес, как вы мне приказали, пароль вашего славного предка — Эберхарда Бородатого: «A tempto»[85]. Парень вытаращил глаза, однако поднял решетку и пропустил меня. Теперь я зашагал быстрее и вскоре очутился в подвале. Здесь передохнул — узкий проход слишком затруднял дыхание.

— О бедняга Маркс! Иди выпей кубок, тебе трудно говорить, — сказал Ульрих.

Маркс охотно последовал приглашению своего герцога и продолжал более бодрым голосом: